Деревня осталась у меня за спиной. Я посматривала на нее в зеркало заднего вида. Дома становились все меньше, уплывали вдаль. Вот крыша последнего дома исчезла за придорожными деревьями. Я подъезжала к шоссе. Сейчас вырвусь на хорошую дорогу и как газану!
Ну, и что такого я узнала от родственников Антона? Девушку его зовут то ли Дина, то ли Тина… Это как Тина Канделаки? Оригинально! Нет, надо все-таки проверить – через его телефон. Вот сейчас приеду домой и позвоню по номеру из распечатки. И посмотрим, чей он, этот номерок. Скорее всего, этой Дины-Тины-Котенка.
Я уже приближалась к городу, когда вдруг неожиданно для самой себя решила увидеть своими глазами то место в лесу, где обнаружили труп Антона. Поэтому я свернула на объездную дорогу и добралась по ней до Поворинского леса. Здесь мне пришлось изрядно поплутать, пока я не нашла деревушку, о которой мне говорил Андрей Мельников. Она приютилась на самом краю леса, маленькая, буквально в несколько домов. Похоже, мне судьба сегодня – заниматься деревнями! Я остановила машину у крайнего дома, вышла и постучала в оконце. Дом был такой ветхий, что казалось, он вот-вот рухнет. В окно выглянула старушка, такая же древняя, как и ее дом.
– Здравствуйте! Бабушка, вы слышали, на поляне в вашем лесу нашли труп парня?
Старушка истово закивала мне головой.
– А кто его нашел, знаете?
– Так грибники!
– А пистолет кто из ваших нашел?
– Филимон Пантелеич.
– Где он живет, скажите, пожалуйста.
– Да вон его дом, на той стороне, четвертый с краю.
– Спасибо вам, бабушка, – сказала я и пошла к указанному дому.
Филимон Пантелеевич возился во дворе. Он ремонтировал старую телегу, сделанную, наверное, еще в позапрошлом веке. Дед вбивал куда-то гвозди большим допотопным молотком. Я вошла во двор и поздоровалась. Представилась, сказав, что я из милиции. Старым людям слова «частный сыщик», похоже, все равно ни о чем не говорят.
– Так ведь были тут ваши уже, – бодро прошамкал Пантелеич, – я им все и обсказал…
– Я из другого отдела, – соврала я, – мы тоже занимаемся этим делом. Теперь мне все расскажите, пожалуйста, еще раз. И, если вам не трудно, покажите это место.
Пантелеич что-то проворчал себе под нос и стал собирать инструмент в ящик. Потом отнес ящик в сарай. Я терпеливо ждала.
– Пошли, чаво ж с тобой делать-то! – наконец, проворчал дед и заковылял, немного прихрамывая, со двора. Я – за ним.
Мы сели в мою машину и проехали какое-то расстояние вдоль леса, потом дед скомандовал:
– Стоп! Вылазь!
На поляне, куда мы пришли, было заметно, что трава даже до сих пор все еще примята. Должно быть, пока милиционеры тут все обследовали, хорошо потоптались. Дед показал мне, где нашли труп. И место, где он заметил пистолет. Да, очень близко одно от другого! Не могли опера не найти пистолет! Дед рассказал мне, как он пошел в лес собирать лечебную травку, увидел что-то черное… В общем, все понятно, ничего интересного и нового. Все это я и раньше знала от Мельникова. Я предложила деду отвезти его домой.
– Чаво меня возить, чай, не барин, сам доковыляю! – проворчал он.
– Спасибо вам, что показали место, – мы медленно пошли обратно, я – к машине, дед – к себе домой, где его ждала телега-развалюха.
– Ничаво, зато я ноги размял! – философски рассудил дед. – Жалко парня-то, совсем молодой. Девчонка-то, поди, убивается, сердешная…
Я остановилась как вкопанная.
– Филимон Пантелеевич, а откуда вы знаете, что у погибшего девушка была?!
Дед притормозил и посмотрел на меня, как на деревенскую дурочку:
– Знамо дело, откудова! Видел я их, как они на полянке-то миловались. Бегали друг за дружкой, чиловались. Он ее кружил вокруг себя, за ручки, и все такое…
Дед вновь заковылял к своему дому.
– А когда это было? – у меня похолодело все внутри. – Филимон Пантелеевич, миленький, вспомните!
– Чудная ты! – усмехнулся дед. – «Когда было»! Откуда ж я знаю, у меня и календаря-то нет. И чиливизера. Зачем они мне! Я так думаю, дён шесть назад, а может, и поболе. А точно сказать не могу, я дни не разбираю, мне уже на работу не ходить…
Дед плелся по дороге и ворчал себе под нос что-то еще. Я догнала его и спросила:
– Филимон Пантелеевич, что вы еще видели? Что эти парень с девушкой делали?
– Ничаво, по поляне бегали друг за дружкой да про кошку какую-то кричали…
– Про кошку? Какую кошку? У них что, кошка с собой была?
– Не, с собой не было… Только парень все кричал: «Котенок! Котенок!» А что это за котенок – откудова мне знать? Может, они котенка с собой привезли да в траве и потеряли! Вот и бегали, искали…
– Какой это девушка была, опишите ее.
– Эт как?
– Ну… Высокая или маленькая? Какого цвета у нее волосы, во что она была одета?
– Так ведь далеко это все было, да и вижу я плохо. Мне, милая, в этом годе восемь десятков сравнялось, во как! Девятый десяток разменял, а ты говоришь – «какого цвета волосы»! Я в зеркале не вижу даже, какого цвета мои волосы и остались ли они у меня вообще! Токмо могу сказать, что маленькая она была. Парень высокий вроде, а она – ниже его.
– Что потом было? – меня заколотило от нетерпения.
– А ничего. Я глазеть на них не стал, пошел в лес, я там грибочки и травы всякие собирал… А потом слышал, как у них на поляне что-то хлопало.
– Хлопало? Это как?
– Ну, как… Я далеко был, плохо слышал… Но вроде как стреляли.
– Стреляли?! И сколько раз?
– Да говорят же тебе, далеко я от них был, да и слышу плохо!
– Ну, Филимон Пантелеевич, миленький, ну, хоть примерно! Ну, два раза или три?
– Да не, больше… Можа, разов пять.
– Ой, ну, спасибо вам, Филимон Пантелеевич! Вы мне так помогли!
– Да мне твое спасибо – как козе галоши!
– А что мне для вас сделать? Может, денег вам дать? – я полезла в сумку за кошельком.
– И на што они мне?! У нас и магазина-то нет! – дед говорил слово «магазин» с ударением на втором «а».
Я очень удивилась:
– Как нет? А где же вы продукты берете?
– Вот сразу видно – городская ты! – усмехнулся дед. – На огороде у себя беру! Картошку на днях копать примусь, а еще у меня морковь посажена и свеколка. И помидоров – вон, двадцать кустов. И тыквы, на зиму… Где беру? Скажет тоже…
– А хлеб?
– А хлеб у нас Настёна пекёт, на всю деревню. Она баба молодая, ей только шестьдесят пять сполнилось. Берет в магазине муку мешками и пекёт. А мы у нее покупаем. Пятнадцать рубликов за буханку. А буханка вот такая, – дед показал руками большие размеры хлеба, – мне ее на неделю хватает! А молоко и сметанку я у Никитишны беру, она козу держит. Но не за деньги, нет – я на картошку их у ей меняю. Она картошку сажать не может, у ей ноги болят, а я козу держать не могу, вот мы и меняемся.
