– Ну, если я скажу, что ни за что в жизни, то буду выглядеть как настоящий засранец, но суть в том, что я бы действительно ни за что бы это не проглотил. Мы сейчас говорим о гипотетической ситуации, где я сосу свой собственный член, но мне нравится, когда глотают девушки.
– Но не все девушки глотают.
Сердце заколотилось – не просто быстрее, но и сильнее, словно долбя меня изнутри. Эта беседа очень резко вышла из-под контроля.
– Как насчет тебя?
Снова пропустив мои слова мимо ушей, она продолжила:
– Но парням не очень-то нравится отлизывать девушкам, так ведь? Если уж быть абсолютно честными.
– Мне нравится делать это с некоторыми девушками. Не со всеми партнершами, и не потому, что ты думаешь. Это очень интимный процесс, и не каждая женщина умеет расслабиться, отчего удовольствие уже не то. Не знаю. Для меня минет – что-то вроде мануального секса, только ощущения намного приятней. Но куннилингус? Это уже другая ступенька в отношениях. Для этого нужно доверие.
– Я никогда не занималась ни тем ни другим. Оба кажутся мне довольно интимными.
Оборвав разговор, я негромко поблагодарил бармена, поставившего передо мной «Гиннесс», но не знал, как унять странное победное чувство, бурлившее в крови. Да и вообще, в чем дело? Я не собирался стать первым, кто сделает ей куннилингус. Вряд ли я мог бы заняться этим с ней. К тому же Зигги настолько открыто высказывала свои желания… у меня в животе заныло, когда я понял, что если бы она хотела меня, то, вероятно, так бы уже и сказала. Она подошла бы ко мне, положила руку мне на грудь и спросила бы: «Уилл, ты меня оттрахаешь?»
– Эй! – сказала Зигги, склоняясь ко мне, чтобы привлечь внимание. – О чем ты сейчас думаешь?
Поднеся пиво к губам, я сказал:
– Ни о чем.
– Будь я склонна к насилию, моя ладонь врезала бы сейчас тебе по щеке.
Это меня насмешило.
– Ладно. Я просто подумал, что это немного… необычно: ты уже занималась сексом, но никогда никому не отсасывала и не была принимающей стороной.
– Ну… – она немного откинулась на барном стуле, – я вроде как отсасывала одному парню, но при этом понятия не имела, что делаю, так что просто вернулась в район лица.
– Парни довольно незамысловаты: вверх, вниз, и мы уже готовы отстреляться.
– Нет, я имею в виду… Это-то я понимаю. Я говорю про себя. Как делать это и одновременно дышать, да еще и не беспокоиться о том, что я его укушу? Допустим, при посещении отдела посуды в каком-нибудь дорогущем магазине у тебя никогда не возникало панического ощущения, что ты сейчас случайно махнешь рукой и перебьешь весь уотерфордовский хрусталь?
Расхохотавшись, я наклонился к ней. Эта девчонка была просто невероятной.
– Значит, когда у тебя во рту член, ты просто боишься… укусить его?
Она тоже начала смеяться, и секунду спустя мы уже оба, согнувшись вдвое, ржали над этой картиной. Но наше веселье почти сразу утихло, и я заметил, что Зигги смотрит на мои губы.
– Некоторым парням нравятся зубы, – тихо заметил я.
– Некоторым парням… например, тебе?
Сглотнув, я сознался:
– Да. Мне нравится, когда девушки ведут себя немного жестко.
– Когда они царапаются, кусаются и все такое?
– Ага.
От одних ее слов у меня по спине побежали искры. Я громко сглотнул, гадая, скоро ли смогу выбросить из головы образ Зигги, делающей все перечисленное.
– Сколько у тебя было парней? – спросил я.
Прежде чем ответить, Зигги глотнула чая.
– Пять.
– У тебя было пять парней, но ты никогда не делала минета?
Мой желудок ухнул в адскую бездну, и хотя я понимал, что от моего раздражения так и разит лицемерием, но сдержаться уже не мог.
– Срань господня, Зиггс, когда ты успела?
Она насмешливо закатила глаза.
– Я рассталась с невинностью в шестнадцать лет. Как раз в тот год, когда ты проходил практику у папы.
Когда я собрался было протестовать, она закрыла мне рот ладонью и продолжала:
– Даже не начинай, Уилл. Я уверена, что ты потерял девственность лет в тринадцать.
Мне оставалось только захлопнуть варежку. Она угадала.
Проницательно улыбнувшись, Зигги продолжала:
– Прошу прощения, но я даже не сомневаюсь, что у тебя были сотни женщин. Пять – не так уж и много. В школе я переспала еще с несколькими парнями, после чего решила, что делаю это неправильно. Особого интереса к процессу я не испытывала. В колледже у меня какое-то время был парень, но… возникло ощущение, что что-то не так. Сексом заниматься прикольно до тех пор, пока не переходишь непосредственно к делу. А потом получается что-то типа: «Хм-м, интересно, достаточно ли клеток я посеяла, чтобы завтра построить график зависимости от дозы для изучаемого реагента».
– Звучит уныло.
– Я знаю.
– Секс вовсе не скучный.
Она окинула меня испытующим взглядом и пожала плечами.
– Наверное, секс не должен быть скучным. Полагаю, он казался мне скучным потому, что большинство парней моего возраста понятия не имели, как обращаться с женским телом.
Зигги отвернулась, и я чуть не попросил ее снова взглянуть на меня. Я уже пристрастился к тому зуду, который охватывал мое тело под ее пристальным взглядом.
– Я их не обвиняю. Там, внизу, все довольно сложно устроено.
Она махнула рукой куда-то в сторону своих колен.
– Просто я уже давно не встречала мужчину, ради которого мне бы хотелось узнать, к чему вся эта шумиха.
Снова покосившись на мои губы, Зигги моргнула и уставилась на краны с разливным пивом над барной стойкой.
Я, глядя на свое пиво, потихоньку вращал кружку. Конечно, она была права – множество знакомых мне женщин занимались сексом не ради оргазма. Китти однажды сказала, что после секса чувствует особую близость со мной. Она сделала это признание как раз в тот момент, когда я начал мысленно перебирать содержимое своего холодильника. В эту секунду Ханна была мне куда ближе, чем Китти когда-либо до, после или во время секса.
Что-то в ней пробуждало во мне голод – словно мне хотелось так же честно и спокойно относиться ко всему, как она. Мне хотелось узнать Ханну, хотелось услышать ее мнение обо всем.
Я замер, не донеся пиво до рта и внезапно осознав, что мысленно назвал ее Ханной. Ощущение было такое, словно я долго сдерживал дыхание и наконец-то выдохнул.
Зигги была сестренкой Дженсена. Зигги была ребенком, которого я никогда не знал.
А Ханна была раскрепощенной, самодостаточной женщиной, сидевшей сейчас передо мной и, вне всяких сомнений, способной перевернуть мой мир вверх тормашками.
