– Еще, – услышала я собственный голос. – Еще глубже.
– Ласкай себя, – просипел он. – Без тебя я не кончу.
Просунув руку между матрасом и собственным потным телом, я нащупала гладкий, распухший клитор. Уилл был так близко, что я ощущала жар его дыхания и упругость кожи. Я чувствовала, как подрагивают его мышцы и заметила, как ускорился ритм его дыхания и участились стоны – он изменил угол, отчего толчки сделались еще глубже. Моя спина невольно и резко выгнулась.
– Кончай для меня, Ханна, – сказал он, быстрей работая бедрами.
Мне потребовалось всего несколько секунд и пара круговых движений пальцами – и я уже кончала, подавившись криком, поглощенная немыслимой волной, заставившей дрожать даже мои кости.
В ушах стоял звон, и все же я ощутила, как его плоть бьется о мою. Затем Уилл застыл, все мышцы в его теле напряглись, и он протяжно и низко застонал мне в шею.
Я совершенно выдохлась: руки и ноги обмякли, словно готовы были отвалиться. Кожу покалывало от жара, и я так устала, что не могла даже открыть глаза. Я ощутила, как Уилл, взявшись за основание, стянул презерватив. Раздался шорох – Уилл выбрался из кровати и отправился в ванную, где снова полилась вода.
Когда матрас прогнулся под его тяжестью и тепло его тела вернулось, я уже почти спала.
Меня разбудил запах кофе, лязг открывающейся посудомойки и звон тарелок. Я заморгала, уставившись в потолок. Последние остатки сна выветрились из головы, и на меня обрушилась реальность прошедшей ночи.
Первой моей мыслью было: «Он все еще здесь», а за ней немедленно последовала вторая: «И что же, черт возьми, будет дальше?»
Прошлая ночь далась мне легко: я просто отключила мозг и делала то, что доставляло мне удовольствие, то, что хотела. Я хотела Уилла, и странным образом оказалось, что и он меня хочет. Но сейчас, когда в окна било солнце, а за ними дышал и бодрствовал внешний мир, меня наполнило чувство неопределенности. Я не знала, где теперь пролегают границы и каково наше положение.
Тело занемело и болело в самых неожиданных местах. Ощущение было такое, словно я сделала тысячу приседаний. Бедра и плечи ныли. Спина одеревенела. А между ног пульсировала саднящая боль, словно прошлой ночью Уилл имел меня несколько часов подряд.
Подумать только.
Я сползла с кровати, на цыпочках прошла в ванную и осторожно прикрыла за собой дверь, зашипев от слишком громкого щелчка задвижки.
Мне не хотелось, чтобы наши отношения запутались, не хотелось разрушать ту непринужденность и легкость, которая всегда была между нами. Я не знала, что буду делать, если мы это потеряем.
В результате, почистив зубы и пригладив волосы, я натянула мужские шорты и майку и направилась на кухню. Я была твердо намерена донести до него, что со мной все в порядке и ничего не надо менять.
Уилл в одних черных боксерах стоял спиной ко мне перед плитой и переворачивал что-то типа оладий.
– С утречком, – сказала я, пересекая кухню и направляясь прямиком к кофейнику.
– С утречком, – ответил он, ухмыляясь мне с высоты своего роста.
Нагнувшись, он сграбастал мою майку и притянул меня поближе для полновесного поцелуя. Не обращая внимания на легкий трепет внизу живота, я потянулась к кружке, осмотрительно держась по другую сторону длинного кухонного стола.
Во время каникул мама каждое воскресенье готовила нам завтраки на этой кухне и упорно настаивала, что комната достаточно просторна для всей ее неизменно растущей семьи. Кухня была в два раза больше любой из комнат, с развешанными по стенам шкафчиками из вишневого дерева и плиткой теплых тонов. Одну из стен целиком занимало широкое окно, выходившее на Сто первую улицу; вдоль другой стоял длинный кухонный стол, окруженный стульями по числу членов семейства. Обширная мраморная столешница всегда казалась слишком большой для этой квартиры, а в последнее время, когда здесь жила одна я, только зря занимала место.
Но теперь, когда в голове непрерывно крутились воспоминания о прошедшей ночи, а прямо передо мной дефилировало столько соблазнительно обнаженной плоти, я чувствовала себя так, словно меня заперли в обувной коробке. Как будто стены сдвигались вокруг меня, подталкивая все ближе и ближе к этому странному, сексуальному мужчине. Мне определенно требовалось глотнуть воздуха.
– Ты давно проснулся? – спросила я.
Он пожал плечами. Я завороженно следила за сокращением мышц на его плечах и спине, смотрела во все глаза на край татуировки, обвившейся вокруг ребер.
– Давненько.
Я взглянула на часы. Было еще рано – слишком рано для пробуждения в воскресное утро при полном отсутствии планов и особенно после такой ночки, как наша.
– Бессонница?
Перевернув еще одну оладушку, Уилл выложил пару на тарелку.
– Что-то типа того.
Я налила себе кофе, не отрывая глаз от текущей в кружку темной жидкости и струйки пара, вьющейся в солнечных лучах. Стол был накрыт: для каждого из нас разложены салфетки, расставлены тарелки и стаканы с апельсиновым соком. Я невольно представила Уилла с одной из его «не-девушек» и не могла не задуматься о том, было ли это частью давно отработанного ритуала: приготовить для леди завтрак, после чего оставить ее одну в пустой квартире с ватными ногами и осоловелой улыбкой.
Покачав головой, я поставила кофейник на место и расправила плечи.
– Рада, что ты все еще здесь.
Улыбнувшись, он выскреб из масленки последний кусок масла.
– Вот и хорошо.
Комната погрузилась в уютное молчание. Я добавила сахар и сливки, а затем села со своей кружкой на стул по другую сторону стола.
– Я имею в виду, что чувствовала бы себя по-идиотски, если бы ты ушел. Так легче.
Перевернув последнюю оладью, он спросил через плечо:
– Легче?
– Не так неловко, – пожав плечами, ответила я.
Я знала, что надо делать вид, что все как обычно, что между нами нет ничего особенного. Мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я не смогу с этим справиться.
– Боюсь, я не совсем понимаю тебя, Ханна.
– Просто легче сейчас справиться с этой неловкой частью: «Я видела тебя голым», чем потом, когда мы будем в одежде и нам придется общаться дальше.
Явно растерявшись, Уилл уставился на опустевшую сковороду. Он не кивнул, не рассмеялся и не поблагодарил меня за то, что я сказала это первой. Такая реакция, в свою очередь, привела в замешательство меня.
– Ты обо мне не слишком высокого мнения, да? – спросил он, наконец-то развернувшись ко мне.
– Прошу тебя. Ты ведь знаешь, что для меня ты практически святой. Я только не хочу, чтобы ты начал нервничать или решил, что я ожидаю от тебя каких-то изменений.
