– Похоже, я превратился в Китти, – заявил я, когда он отошел.
Разговоры постепенно замолкли. Я понял, что все это время мои приятели счастливо трепались о всякой фигне, в то время как мой мозг тихо плавился в двух шагах от них.
– С Ханной, – уточнил я, пытаясь обнаружить на их лицах хоть тень понимания. – Я – Китти. Я твержу, что все в порядке, и меня устраивает просто секс, но это не так. Я говорю, что буду рад трахаться только по третьим вторникам каждого нечетного месяца, лишь бы быть рядом с ней. А она в ответ: «Ах, еще одна встреча мне не нужна».
Мои излияния прервала ладонь Хлои, практически уткнувшаяся мне в лицо.
– Стоп, Уильям. Ты с ней спишь?
Я выпрямился, вызывающе глядя на нее.
– Ей двадцать четыре, а не тринадцать, Хлоя. Какого хрена?
– Меня не волнует то, что ты с ней спишь, странно то, что вы переспали, и она тут же не позвонила одной из нас. Когда это впервые произошло?
– В воскресенье. Два дня назад, так что успокойся, – проворчал я.
Хлоя откинулась на спинку стула, и выражение ее лица чуть смягчилось.
Расслабившись, я потянулся к следующему стакану, не успел официант поставить его на стол. Но Макс оказался быстрее и отодвинул виски так, что я не мог до него дотянуться.
– У нас после обеда встреча с Альбертом Самуэльсоном, и мне надо, чтобы ты был в форме.
Я кивнул и протер глаза.
– Я ненавижу вас всех.
– За то, что мы были правы? – верно предположил Беннетт.
Я пропустил это мимо ушей.
– Так ты наконец-то порвал с Китти и Кристи? – мягко спросила Сара.
Черт. Опять это.
Я покачал головой.
– Зачем? С Ханной все глухо.
– Не считая того, что ты в нее влюблен, – с нажимом сказала Сара и нахмурилась.
Ее неодобрение было мне особенно неприятно. Из всех моих друзей именно Сара задавала мне взбучку только тогда, когда я этого действительно заслуживал.
– Просто не думаю, что стоит устраивать дополнительные трагедии, когда и так все паршиво, – вяло возразил я.
– Ханна прямо так сказала, что не хочет больше тебя видеть? – спросила Хлоя.
– Судя по тому, как она вела себя в воскресенье утром, так и есть.
Макс, кивнув, встрял в разговор:
– Не хочу тыкать пальцем в очевидное, приятель, но почему ты не провел с ней свою знаменитую уиллсамнеровскую беседу? Разве не время доказать ту многострадальную теорию, которую ты всегда предъявлял нам, когда разговор заходил об отношениях: лучше заранее обсудить все, чем оставить вопросы открытыми?
– Фигня в том, – мрачно объяснил я, – что этот разговор легко проводить тогда, когда точно знаешь, чего хочешь, а чего нет.
– И чего же ты хочешь? – сказал Макс, сдвигаясь в сторону, чтобы официант мог поставить на стол его заказ.
– Я не хочу, чтобы Ханну трахал кто-то еще! – рявкнул я.
– Ну, – чуть поежившись, начал Беннетт, – а если бы я сказал тебе, что вчера видел Китти с другим мужчиной, и отношения у них явно не платонические?
На меня нахлынуло облегчение.
– Это правда?
Он покачал головой.
– Нет. Но твоя реакция весьма показательна. Помирись с Ханной. И разберись, черт возьми, с Китти.
Взявшись за вилку, он добавил:
– А теперь заткнись и дай нам поесть.
На следующий день в пять пятнадцать я уже проснулся и торчал у дома Ханны. Я знал, что теперь, войдя во вкус, она уже не пропустит ни одной пробежки. Мне надо было помириться с ней… Но пока я не знал, как это сделать.
Увидев меня, Ханна резко остановилась. Ее глаза расширились, но затем лицо приняло спокойное и бесстрастное выражение.
– А, привет, Уилл.
– Доброе утро.
Она прошла мимо меня, глядя только вперед. Когда мы поравнялись, ее плечо чуть задело мое – и, судя по тому, как она передернулась, это было не специально.
– Подожди, – окликнул ее я.
Моя мучительница остановилась, но так и не обернулась.
– Ханна…
Она вздохнула.
– Значит, сегодня я снова Ханна.
Я подошел, встал лицом к ней и положил руки ей на плечи. От меня не ускользнуло, как она вздрогнула. От гнева, или это была та же дрожь возбуждения, что охватывала меня при прикосновении к ней?
– Ты всегда была Ханной.
Ее глаза потемнели.
– Вчера нет.
– Вчера я облажался, ладно? Прости, что не пришел на пробежку, и прости, что вел себя как козел.
Она недоверчиво глядела на меня.
– Козел – это еще слабо сказано.
– Я знаю, что по замыслу должен разбираться в этих вещах, но признаюсь – субботняя ночь была для меня особенной.
Ее взгляд смягчился, плечи расслабились. Я продолжил уже тише:
– Это было невероятно, понимаешь? Знаю, что мои слова звучат глупо, но я немного растерялся, когда на следующий день ты отнеслась к этому так легко.
Я опустил руки и отступил на шаг, чтобы не теснить ее.
Ханна уставилась на меня так, словно изо лба у меня выросла голова ящерицы.
– А что я должна была делать? Сходить с ума? Злиться? Признаваться тебе в любви?
Покачав головой, она продолжила:
– Не совсем понимаю, что я сделала не так. Я думала, что отлично справилась. Думала, что вела себя именно так, как ты бы мне посоветовал, если бы я переспала с кем-то другим.
На щеках ее вспыхнул яркий румянец, и мне пришлось сунуть руки поглубже в карманы толстовки, чтобы удержать их при себе.
Я сделал глубокий вдох. Наступил самый подходящий момент для того, чтобы сказать Ханне: «Я чувствую к тебе то, чего никогда не чувствовал прежде. Я боролся с этим с первой же секунды нашей встречи, много недель назад. Я не знаю, что означают мои чувства, но мне бы хотелось разобраться».
Но я был к этому не готов и поэтому уставился в небо, совершенно запутавшись и не имея ни малейшего понятия, что происходит. Насколько я мог судить, то же самое я испытывал бы к любой женщине, чью семью знал бы годами: стремление оберегать, желание бережно отнестись к нашим чувствам. Мне нужно было больше времени, чтобы уложить все в голове.
– Я так давно знаком с твоей семьей, – начал я, снова обернувшись к ней. – Это не то же самое, что переспать со случайной встречной, как бы нам ни хотелось все упростить. Ты для меня не просто секс-партнер, и…
Я провел рукой по лицу.
– …и я просто пытаюсь быть осторожным, ладно?
