– Разве ты не этого хотела? – ответил я.
Потянувшись, она поцеловала меня. Ее губы были уже так привычны – они прижимались к моим в череде нежных поцелуев, которые становились все жарче. На одну лихорадочную секунду в голове промелькнула мысль: как вообще она может представить себя с другим?
Ханна притянула меня к себе и, взяв в руку мой член, принялась водить им по влажной коже.
– А есть правило, запрещающее незащищенный секс два раза в день?
Поцеловав ее ниже уха, я шепнул:
– Думаю, должно быть правило, запрещающее других любовников.
– Значит, мы нарушаем это правило? – спросила она, приподнимая бедра.
Да на фиг. На фиг весь этот бред.
Я уже открыл рот, чтобы возразить, чтобы навсегда покончить с этим и сказать ей, что хватит уже ходить вокруг да около, но тут с тихим, жадным стоном она подалась ко мне, и я до конца проскользнул внутрь. Мне пришлось прикусить губу, чтобы подавить крик. Это было невероятно: я тысячи раз занимался сексом, но подобного никогда не испытывал.
Я ощущал вкус крови на губах и пламя под кожей, там, где она касалась меня. Но затем она начала вращать бедрами подо мной, пытаясь получить максимум удовольствия, и я растерял все слова.
«Я всего лишь человек, во имя всего святого, – подумал я. – Я не бог. Я не могу устоять и не взять Ханну прямо сейчас, а с остальным разберусь позже».
Мне казалось, что я занимаюсь подменой: она не хотела отдать мне свое сердце, но щедро дарила тело, и, может, если я впитаю достаточно ее наслаждения и сохраню его, мне удастся убедить себя, что это было нечто большее.
Но в ту секунду было неважно, как сильно я могу об этом пожалеть.
17
У нас никогда еще не было так. Медленно. Настолько медленно, что я не знала, сможет ли кто-нибудь из нас вообще добраться до оргазма, да это меня и не волновало. Наши губы разделяло всего несколько миллиметров, мы обменивались вздохами, и стонами, и приглушенными мольбами: «Чувствуешь? Ты это чувствуешь?»
Я чувствовала это. Я чувствовала каждый удар его сердца у меня под ладонью, дрожь, пробегавшую по плечам. Я видела, как губы его шевелятся, как он пытается что-то сказать… может, именно то, на что я намекала все это время, с тех пор как прокралась в его комнату. И даже раньше.
Похоже, он так и не понял, о чем я спрашивала.
Я никогда не думала, что будет так тяжело раскрыть все карты. Сегодня мы занимались любовью – в истинном значении этой фразы – его тело, мое тело и ничего между нами. За обедом он назвал меня Ханной… По-моему, раньше никто не произносил вслух это имя в нашем доме. И хотя Дженсен, лучший друг Уилла, сидел в гостиной, Уилл остался со мной, чтобы помочь вымыть посуду. Когда я отправилась в кровать, он проводил меня многозначительным взглядом и прислал смску с пожеланием доброй ночи и словами: «Чтобы у тебя не осталось сомнений – дверь моей спальни по-прежнему не заперта».
Казалось, там, в комнате, полной людей, он был моим. Но здесь, когда мы остались наедине за закрытой дверью, внезапно все снова запуталось.
«У тебя все еще есть другие?…»
«Разве ты не этого хотела?»
«Думаю, должно быть правило, запрещающее других любовников»…
«Значит, мы нарушаем это правило?»
…И молчание.
Но чего я ожидала? Зажмурившись, я крепче обняла его. Он вышел почти целиком, а затем снова медленно скользнул внутрь, один блаженный дюйм за другим, и тихо застонал мне в ухо:
– Так приятно, Сливка.
Его бедра раскачивались надо мной. Одна ладонь скользнула вниз по ребрам, а затем вновь поднялась вверх и накрыла грудь. Палец затеребил напрягшийся сосок.
Мне нравилось, как он низко, яростно стонал от наслаждения, и это отвлекало меня от печальной истины – Уилл так и не сказал тех слов, которые мне хотелось услышать этой ночью. Я хотела, чтобы он сказал: «Нет больше никаких других женщин». Я хотела, чтобы он сказал: «Теперь, когда мы занимаемся сексом без защиты, мы больше никогда не нарушим это правило».
Но ведь именно он раньше начинал этот разговор, а я пыталась прекратить. Вправду ли его устраивал только секс по дружбе? Или он просто не решался снова поднять эту тему? И почему я вела себя так пассивно? Как будто боязнь все испортить лишила меня дара речи.
Уилл откинул назад голову и тихо застонал, мучительно медленно скользя во мне. Я закрыла глаза и впилась зубами ему в шею, пытаясь доставить максимум удовольствия. Я хотела, чтобы он желал меня так сильно, что моя неуверенность и недостаток опыта уже не имели значения. Мне хотелось стереть воспоминания о всех тех женщинах, что были у него до меня. Мне хотелось чувствовать – и знать, – что он принадлежит только мне.
Тут меня кольнула неприятная мысль – а сколько других его женщин думали точно так же?
«Я хочу почувствовать, что ты мой».
Я толкнула его в грудь, так что ему пришлось скатиться с меня, и взобралась наверх. С Уиллом я никогда не была сверху – не во время секса, – так что нерешительно взглянула на него и положила его ладони себе на бедра.
– Я никогда такого не делала.
Взявшись одной рукой за основание члена, Уилл направил меня. Когда я опустилась на него, с его губ сорвался хриплый стон.
– Просто делай то, что тебе приятно, – шепнул он, глядя на меня. – Теперь ты ведешь.
Я зажмурилась и принялась пробовать разные позы, пытаясь не чувствовать себя при этом неопытной дурой. Этот страх так сжимал мне грудь, что мне казалось, будто я двигаюсь не так, как обычно, – более неуклюже, менее непринужденно и сексуально. Я понятия не имела, было ли ему приятно.
– Покажи мне, – шепнула я. – По-моему, я все делаю неправильно.
– Ты что, черт возьми, шутишь? Да ты идеальна, – проворчал он мне в шею. – Мне хочется заниматься этим всю ночь.
Я вспотела, но не от усилий, а от нервного напряжения – я почти выпрыгивала из собственной кожи. Кровать была старой и скрипучей, так что мы не могли двигаться как обычно – долго и жестко, перекатываясь по всей постели, хватаясь за раму и разбрасывая подушки.
Прежде чем я успела понять, что происходит, Уилл поднял меня на руки, перенес на пол и сел подо мной так, чтобы я снова могла опуститься на него. На сей раз он вошел намного глубже, а его член набух настолько, что задевал какую-то чувствительную точку внутри меня. Его губы скользнули по моей груди. Нагнувшись, он взял в рот сосок и нежно его обдул.
– Просто трахай меня, – прорычал он. – На полу можно не беспокоиться о шуме.
Бедняга решил, что меня тревожит скрипучая рама кровати.
Я зажмурилась, продолжая неловко раскачиваться. Как раз в тот миг, когда я уже решила остановиться и сказать ему, что эта позиция не для меня, сказать, что меня душат слова и невысказанные вопросы, Уилл поцеловал мой подбородок, щеки, губы и шепнул:
