– Зря думаешь, что это легко, – усмехнулся Артур. – Стекло непробиваемое.
– Зачем? Кому это было нужно?
Вместо ответа он стал пытаться открыть замочек. Я в это время разглядывала конверт. Неужели в нем мое несчастье? Богатые мужики такие вредные! Заносчивые эгоисты, денно и нощно думающие только о своем капитале. Зачем мне такой мужчина?! Зачем мне такой Давыдов?!
Я представила нашу с ним семейную жизнь. Начала почему-то с того, что Давыдов запретил мне видеться с Заславским и Вандой Вольфовной, сказав, что это негативно воспримет его ближайшее окружение. Я попыталась объяснить ему, что его ближайшее окружение – это я, и никто больше нам не нужен, но внезапно поняла, что это я ему не нужна. И стало так больно, так больно… И в горле запершило, и грудь сдавило спазмом, воздуха стало не хватать…
– Фу, чем-то пахнет, – вздохнула я, очнувшись от своих горестных мыслей.
– Разве? – Артур возился с замком, ни на что другое не обращая внимания. – Подожди, сейчас открою. Посвети лучше мне фонарем… Еще немного, еще чуть-чуть…
В конюшне явно чем-то пахло. Сначала этого запаха не было, он стал распространяться сразу после того, как захлопнулись двери. Ну, правильно, вонь перестала выветриваться, и все дела. Нужно пойти и открыть двери. Но я одна это сделать не смогу, они тяжелые и до них еще нужно в этой темноте дойти. А Артур сейчас занят, не может он бросить это злосчастное письмо и броситься мне на помощь!
– Катя, не отвлекайся, свети прямо!
Ему это письмо дороже всего на свете?!
– Я не настаиваю, Артур, но у меня уже глаза от этого запаха режет.
– Действительно, воняет дымом. Открой дверь!
– Не могу.
– Катя, ну что за «не могу», в самом деле?!
– Не могу потому, что я свечу тебе!
– Солнышко мое ясное, как же мне с тобой хорошо, – довольно пропел увлеченный делом Артур.
В любое другое время я бы обрадовалась, но сейчас у меня полились слезы. Едкий дым буквально выедал мне глаза.
– Артур, милый, ты только не волнуйся, – сказала я нарочито твердым, спокойным голосом. – Только мне кажется, что конюшня горит!
– Что?
– Конюшня запертой была, а в ней кобыла умерла…
– Катя, я рад, что ты поешь. Кстати, у тебя приятный голос.
– Скажи мне еще что-нибудь приятное, милый…
Я всхлипнула. Разве я могла предположить, что он променяет меня на кусок бумаги, пусть даже раритетной?!
– Катя!
– Очень приятно, да.
– Катя! Что ты сидишь?! Мы же горим!
– Я только что тебе об этом сказала.
– Не время устраивать разборки, – Артур вскочил так быстро, что я уронила фонарь. – Видишь окно?! Двери – напротив него! Пробирайся быстрее!
– А ты?
– Я сейчас еще немного попытаюсь…
– Я без тебя не пойду!
– Катя! Как ты смеешь меня не слушаться?!
– Не пойду, да. Я не смогу открыть двери, они тяжелые. И я не хочу, чтобы ты тут оставался.
– Огня не видно, он еще далеко…
– Артур! Что ты говоришь?! Конюшню подожгли! Мы горим, а ты думаешь о письме?! Да ни один раритет в мире не стоит человеческой жизни! Тем более – двух.
Я схватила его за руку и потянула за собой. Он нагнулся, поднял фонарик, чертыхнулся… Ах, как мне все же нравится эта его милая привычка…
И тут мы увидели огонь.
А в нем – живого человека!
Он плясал среди вспыхнувших остатков сена, бодро перебирая ногами и отмахиваясь от дыма.
– Костик! – узнала я танцующего поджигателя. – Что ты тут делаешь?!
И, глотнув дыма, закашляла.
– Костик?! – взревел Артур, бросаясь к нему. – Какого дьявола ты тут делаешь?!
Он схватил студента за шкирку и потащил к выходу.
– Катя! – рявкнул мне. – Иди за мной!
Чего уж – иди, я побежала.
Нам удалось открыть дверь благодаря тому, что на улице стоял крепкий мороз, и металлическая ручка не успела раскалиться добела.
– Там письмо! – трагически простонал Костик, коленками рухнув в снег, словно собирался молиться сгорающей святыне.
– Быстро пошли отсюда, – скомандовал Артур, поднимая его. – Пламя в любой момент может перекинуться на нас!
– Да, – поддакнула я своему нанимателю, – мы слишком близко стоим от очага пожара!
– Вы не понимаете, – стеклянным взглядом одарил нас Костик. – Там письмо Пушкина! Его все ищут.
– Уже нет, – пожала я плечами и подхватила Костика под руку, под вторую его подхватил Давыдов. – От него осталась незаметная горстка пепла.
– У! – взвыл студент.
И его полный нетеатрального трагизма стон пронесся над пожарищем, озарившим окрестности.
Мы оттащили Костика к господскому дому и встали, пытаясь выровнять дыхание. Все-таки тяжело идти, надышавшись всякой гадости. К этому времени отовсюду высыпали остальные. Заохали, запричитали, кинулись вызывать пожарных.
А я подумала о том, что иногда нужно бояться своих желаний – они исполняются мгновенно. Только засомневалась, а нужен ли мне богатый испорченный мужик, как сразу его богатство сгорело синим пламенем. Но оно-то ему нужно! Неужели гораздо больше, чем я?! Я повернулась и пристально посмотрела на Давыдова.
Он не казался опечаленным или как-то еще трагически переживающим потерю.
– Хорошо, что там уже не было Грома, – произнес Артур и повернулся ко мне. – И хорошо, что мы успели выбраться.
Обнял меня за плечи, прижал, поцеловал в пропахшую дымом макушку и повел в гостевой домик.
– Я не поняла, – как-то неестественно произнесла увидевшая нас Фаина, – что произошло?!
– А что тут непонятного? – развел руками Заславский. – Все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!.
– Вот именно, – бросила я, не оборачиваясь. – Все хорошо!
Конечно, я вредное создание. Нужно же было уколоть и без того растерянную и испуганную Фаину, находясь в крепких объятиях мужчины, который фактически спас мою жизнь! Или я ему спасла?! Опять все запуталось! В любом случае, мы спасли бестолкового Костика. И это нас должно обязательно как-то сблизить.
– Я не поняла, – подбежала ко мне Фаина, хватая за руки, – она сильно пострадала?! Почему ты в нее так вцепился?! Что у нее?!
Неужели она ревнует своего пасынка ко мне, к его настоящей жене, хмыкнула я. Ну или почти настоящей. Тут дело не в нюансах произношения.
– Срочно ведите ее в дом и уложите на мою кровать! Вызовите врача! Ребенок не должен пострадать!
