Книга Приглашение на казнь, страница 22. Автор книги Владимир Набоков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Приглашение на казнь»

Cтраница 22

Она плюхнула свой профессиональный саквояжик, проворно стянула черные нитяные перчатки с маленьких подвижных рук -- и, низко наклонившись над койкой, принялась стелить, стелясь как бы сама, постель наново. Черная спина с тюленьим глянцем, поясок, заштопанные чулки.

-- Вот так-то лучше, -- сказала она, разогнувшись, -- и затем, на мгновение подбоченясь, покосилась на загроможденный книгами стол.

Она была моложава, и все ее черты подавали пример цинциннатовым, по-своему следовавшим им; Цинциннат сам смутно чувствовал это сходство, смотря на ее востроносое личико, на покатый блеск прозрачных глаз. Посредине довольно открытой груди краснелся от душки вниз треугольник веснушчатого загара, -- но, вообще, кожа была все та же, из которой некогда выкроен был отрезок, пошедший на Цинцинната, -- бледная, тонкая, в небесного цвета прожилках.

-- Ай-я-яй, тут следовало бы... -- пролепетала он и быстро, как все, что делала, взялась за книги, складывая их кучками. Мимоходом заинтересовавшись картинкой в раскрытом журнале, она достала из кармана макинтоша бобовидный футляр, и опустив углы рта, надела пенсне. -- Двадцать шестой год, -проговорила она, усмехнувшись, -- какая старина, просто не верится.

(...две фотографии: на одной белозубый президент на вокзале в Манчестере пожимает руку умащенной летами правнучке последнего изобретателя; на другой -- двуглавый теленок, родившийся в деревне на Дунае...)

Она беспричинно вздохнула, отодвинула книжку, столкнула карандаш, не успела поймать и произнесла: упс!

-- Оставьте, -- сказал Цинциннат, -- тут не может быть беспорядка, тут может быть только перемещение.

-- Вот -- я вам принесла (вытянула, вытягивая и подкладку, фунтик из кармана пальто). Вот. Конфеток. Сосите на здоровьице.

Села и надула щеки.

-- Лезла, долезла и устала, -- сказала она, нарочито пыхтя, а потом застыла, глядя со смутным вожделением на паутину вверху.

-- Зачем вы пришли? -- спросил Цинциннат, шагая по камере. -- Ни вам этого не нужно, ни мне. Зачем? Ведь это дурно и неинтересно. Я же отлично вижу, что вы такая же пародия, как все, как все. И если меня угощают такой ловкой пародией на мать... Но представьте себе, например, что я возложил надежду на какой-нибудь далекий звук, как же мне верить в него, если даже вы обман. Вы бы еще сказали: гостинцев. И почему у вас макинтош мокрый, а башмачки сухие, -- ведь это небрежность. Передайте бутафору.

Она -- поспешно и виновато:

-- Да я же была в калошах, внизу в канцелярии оставила, честное слово...

-- Ах, полно, полно. Только не пускайтесь в объяснения. Играйте свою роль, -- побольше лепета, побольше беспечности, -и ничего, -- сойдет.

-- Я пришла, потому что я ваша мать, -- проговорила она тихо, и Цинциннат рассмеялся:

-- Нет, нет, не сбивайтесь на фарс. Помните, что тут драма. Смешное смешным -- но все-таки не следует слишком удаляться от вокзала: драма может уйти. Вы бы лучше... да, вот что, повторите мне, пожалуй, предание о моем отце. Неужели он так-таки исчез в темноте ночи, и вы никогда не узнали, ни кто он, ни откуда -- это странно...

-- Только голос, -- лица я не видела, -- ответила она все так же тихо.

-- Во, во, подыгрывайте мне, я думаю, мы его сделаем странником, беглым матросом, -- с тоской продолжал Цинциннат, прищелкивая пальцами и шагая, шагая: -- или лесным разбойником, гастролирующем в парке. Или загулявшим ремесленником, плотником... Ну, скорей, придумайте что-нибудь.

-- Вы не понимаете, -- воскликнула она, -- (в волнении встала и тотчас села опять), -- да, я не знаю, кто он был, -бродяга, беглец, да, все возможно... Но как это вы не понимаете... да, -- был праздник, было в парке темно, и я была девчонкой, -- но ведь не в том дело. Ведь обмануться нельзя! Человек, который сжигается живьем, знает небось, что он не купается у нас в Стропи. То есть я хочу сказать: нельзя, нельзя ошибиться... Ах, как же вы не понимаете!

-- Чего не понимаю?

-- Ах, Цинциннат, он -- тоже...

-- Что -- тоже?

-- Он тоже, как вы, Цинциннат...

Она совсем опустила лицо, уронила пенсне в горсточку.

Пауза.

-- Откуда вам это известно, -- хмуро спросил Цинциннат, -как это можно так сразу заметить...

-- Больше вам ничего не скажу, -- произнесла она, не поднимая глаз.

Цинциннат сел на койку и задумался. Его мать высморкалась с необыкновенным медным звуком, которого трудно было ожидать от такой маленькой женщины, и посмотрела наверх на впадину окна. Небо, видимо, прояснилось, чувствовалось близкое присутствие синевы, солнце провело по стене свою полоску, то бледненькую, то разгоравшуюся опять.

-- Сейчас васильки во ржи, -- быстро заговорила она, -- и все так чудно, облака бегут, все так беспокойно и светло. Я живу далеко отсюда, в Докторском, -- и когда приезжаю к вам в город, когда еду полями, в старом шарабанчике, и вижу, как блестит Стропь, и вижу этот холм с крепостью и все, -- мне всегда кажется, что повторяется, повторяется какая-то замечательная история, которую все не успеваю или не умею понять, -- и все ж таки кто-то мне ее повторяет -- с таким терпением! Я работаю целый день в нашем приюте, мне все трын-трава, у меня любовники, я обожаю ледяной лимонад, но бросила курить, потому что расширение аорты, -- и вот я сижу у вас, -- я сижу у вас и не знаю, почему сижу, и почему реву, и почему это рассказываю, и мне теперь будет жарко переть вниз в этом пальто и шерстяном платье, солнце будет совершенно бешеное после такой грозы...

-- Нет, вы все-таки только пародия, -- прошептал Цинциннат.

Она вопросительно улыбнулась.

-- Как этот паук, как эта решетка, как этот бой часов, -прошептал Цинциннат.

-- Вот как, -- сказала она и снова высморкалась.

-- Да, вот, значит, как, -- повторила она.

Оба молчали, не глядя друг на друга, между тем как с бессмысленной гулкостью били часы.

-- Вы обратите внимание, когда выйдете, -- сказал Цинциннат, -- на часы в коридоре. Это -- пустой циферблат, но зато каждые полчаса сторож смывает старую стрелку и малюет новую, -- вот так и живешь по крашенному времени, а звон производит часовой, почему он так и зовется.

-- А вы не шутите, -- сказала Цецилия Ц., -- бывают, знаете, удивительные уловки. Вот я помню: когда была ребенком, в моде были, -- ах, не только у ребят, но и у взрослых, -такие штуки, назывались "нетки", -- и к ним полагалось, значит, особое зеркало, мало что кривое -- абсолютно искаженное, ничего нельзя понять, провалы, путаница, все скользит в глазах, но его кривизна была неспроста, а как раз так пригнана... Или, скорее, к его кривизне были так подобраны... Нет, постойте, я плохо объясняю. Одним словом, у вас было такое вот дикое зеркало и целая коллекция разных неток, то есть абсолютно нелепых предметов: всякие такие бесформенные, пестрые, в дырках, в пятнах, рябые, шишковатые штуки, вроде каких-то ископаемых, -но зеркало, которое обыкновенные предметы абсолютно искажало, теперь, значит, получало настоящую пищу, то есть, когда вы такой непонятный и уродливый предмет ставили так, что он отражался в непонятном и уродливом зеркале, получалось замечательно; нет на нет давало да, все восстанавливалось, все было хорошо, -- и вот из бесформенной пестряди получался в зеркале чудный стройный образ: цветы, корабль, фигура, какой-нибудь пейзаж. Можно было -- на заказ -- даже собственный портрет, то есть вам давали какую-то кошмарную кашу, а это и были вы, но ключ от вас был у зеркала. Ах, я помню, как было весело и немного жутко -- вдруг ничего не получится! -- брать в руку вот такую новую непонятную нетку и приближать к зеркалу, и видеть в нем, как твоя рука совершенно разлагается, но зато как бессмысленная нетка складывается в прелестную картину, ясную, ясную...

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация