Я шла тенистой аллеей, испытывая неприятное чувство, что за
мной наблюдают. Ничего подозрительного не происходило, так что оставалось
гадать: то ли мое воображение со мной шутит и я сама себя пугаю, то ли все еще
впереди. На улице я понемногу приободрилась: ярко светило солнце, торопливо шли
навстречу люди, в сквере за углом громко смеялись дети. Жизнь шла своим путем…
Катков не знает, что мы ночевали у Ильи, утешила я себя, а
возможность случайной встречи в большом городе весьма невелика. Я пересекла
сквер и вышла к Соборной площади. Слева размещалось кафе, по случаю жары столы
вынесли на тротуар, укрыв полосатыми зонтиками. Я села за пустой столик и
заказала большую порцию мороженого, чувствуя себя почти в безопасности: среди
сотен тысяч горожан я как иголка в стоге сена. Излишняя самоуверенность до добра
не доводит, очень скоро я смогла в этом убедиться.
Сначала я увидела машину, номер я запомнила еще у церкви и
потому сразу же узнала. Циркач медленно проехал мимо, вроде бы даже не глядя в
мою сторону, затем сдал назад и припарковал машину прямо под знаком “Стоянка
запрещена”.
Как видно, таким мелочам он значения не придавал.
Поначалу я растерялась, но длилось это недолго, я смогла
быстро справиться с ненужным волнением, ела мороженое и лениво разглядывала
редких посетителей кафе. Циркач возник в поле моего зрения и сказал:
— Здравствуйте, Анжелика Станиславна.
— Здравствуйте, — с готовностью ответила я и
лучезарно улыбнулась. Парню надо было помочь, потому, продолжая улыбаться, я
спросила неуверенно:
— Вы приятель Ильи Сергеевича? Он нас знакомил?
— В общем, да, — широко улыбнулся мне Серега
Правдин и сел напротив, поинтересовавшись при этом:
— Можно?
— Конечно, конечно, — заверила я, разглядывая его
с таким видом, точно пыталась вспомнить.
Сегодня он был в светлых брюках, легких ботинках и зеленой
трикотажной рубашке. Короткая стрижка и темные очки делали его родным братом
всех молодых людей в этом сезоне. Впрочем, выглядел он вполне прилично. Илье
Сергеевичу, конечно, и в голову бы не пришло выбрать такую рубашку, но у
Тарханова было счастливое детство. В общем, Циркач вызывал у меня вполне
положительные эмоции, что было не лишним: изображать интерес к человеку,
который тебе попросту противен, крайне затруднительно.
Пауза несколько затянулась, и я сказала неуверенно, но
вполне доброжелательно:
— Извините, я не помню вашего имени…
— Сергей.
— Сергей… — Я вопросительно подняла брови.
— Просто Сергей, попробуем обойтись без отчества.
— Отлично, — засмеялась я. — Тогда я просто
Лика. Идет?
— Идет. Почему вы одна?
— Потому что я в отпуске, а люди работают. Вот я и
отдыхаю в одиночестве, жду, когда Серафима Павловна освободится от всех дел и
мы уедем в Италию. Вы были в Италии?
— Не приходилось. В Турции был, в Эмиратах…
— Понравилось?
— Нормально. Интересно все-таки за границу махнуть.
— А я никогда за границу не ездила.
— У нас долго пробудете? Я пожала плечами:
— Не знаю. Это от Серафимы зависит.
— Серафима — это ваша тетя?
— Да, тетя… Сережа, а нас точно Илья Сергеевич
знакомил? Мне очень неудобно, но я совершенно вас не помню…
— Не такой я человек, чтобы меня долго помнить, —
засмеялся он и вдруг сказал:
— А я вас в театре видел. То есть смотрел ваш
спектакль. Вы Эдит Пиаф играли.
— Да, — растерялась я. — Когда вы его видели?
И где? Сюда мы на гастроли не приезжали…
— Дружок у меня в вашем городе, служили вместе. Два
года назад в гости ездил. А у него жена в театре работает, гримершей. Вот она и
повела нас в театр, вас очень хвалила.
— Спектакль вам понравился?
— Еще бы, и вас я сразу узнал. Это он, конечно, врет.
Скорее всего выяснил, что за женщина ему глаза мозолит, и вспомнил, как два
года назад был в театре. Жена его, кстати, очень похожа на тех женщин, что
любят хранить программки, открытки и прочий хлам. Но все равно было приятно.
— А как зовут вашу знакомую, я имею в виду гримершу? —
спросила я.
— Таня. Таня Новикова.
— Танюша? — Тут я удивилась по-настоящему, с
Татьяной мы давно приятельствовали. Теперь я даже вспомнила, что она
действительно пару лет назад приводила своих друзей после спектакля, а женщина,
надо полагать, жена Циркача, преподнесла роскошный букет и долго восторгалась
спектаклем. Возможно, именно поэтому она так пристально смотрела на меня в
церкви: пыталась понять, откуда ей знакомо мое лицо. Оторвавшись от
воспоминаний, я всецело переключилась на Правдина. Мы поговорили о театре, о
семье Новиковых, где со дня на день ожидалось прибавление, и почувствовали себя
давними приятелями. Болтали мы уже довольно долго, и разговор вот-вот должен
был иссякнуть, но просто прервать его неосмотрительно: где и когда случай еще
сведет нас. Серега томился нерешительностью, и я вновь пришла ему на помощь.
Взглянула на часы и спросила застенчиво:
— Сережа, вы на машине?
— Да.
— Вы не могли бы подвезти меня в парикмахерскую? У меня
назначено время, а я, по обыкновению, заболталась и забыла совсем.
— Конечно, — обрадовался он.
Я знала только одну парикмахерскую, которая располагалась
рядом с домом Серафимы, то есть на другом конце города. Циркача это не
огорчило. Мы очень мило поболтали. Сергей Правдин производил впечатление серьезного
и немного застенчивого парня, что было странным для бандита. Невероятно, но он
мне нравился.
Возле парикмахерской я сказала с некоторым сожалением:
— Спасибо. Было приятно познакомиться. Только вы
плутовали, Сережа, Илья Сергеевич нас не знакомил. У меня хорошая память на
лица, но вас я так и не вспомнила.
— Обманул. Решил, если не совру, вы со мной
разговаривать не захотите. Злитесь?
— Нет, я люблю поболтать, а все мои здешние знакомые
делами заняты. Так что спасибо за компанию. До свидания, — я протянула
руку.
Для него это было делом непривычным, он осторожно пожал ее,
глядя на меня с легкой грустью.
