— А там “кирпич”, — злорадно сообщил таксист,
собирая карты.
Его приятель оказался человеколюбивее, увлеченно меня
разглядывая, он сказал:
— Наплюй на “кирпич”, Вася. Помоги девушке.
Теперь на меня уставился и Вася, а потом милостиво кивнул:
— Садитесь.
Через минуту он забросил мои чемоданы в багажник, я назвала
адрес, и мы отправились к Серафиме. — Из отпуска? — спросил
он. — Нет, в отпуск.
— А сами откуда?
Я ответила.
— Значит, отдыхать к нам?
— Решила навестить тетю. Дала ей телеграмму, а она меня
не встретила.
— Бывает. У меня один раз так вышло: послал телеграмму
жене, домой приехал, а телеграмма к вечеру прибыла вслед за мной.
— Я три дня назад посылала…
— А, бардак кругом, — махнул он рукой.
Мы въехали во двор теткиного дома и затормозили у подъезда.
Я вышла из машины, подняла голову и посмотрела на Серафимины окна. Никто оттуда
мне не улыбался и не размахивал руками.
— Какая квартира? — спросил таксист.
— Спасибо большое, я сама как-нибудь…
— Донесу, мне нетрудно.
— Третий этаж… — усомнилась я.
— Ерунда, идемте.
Мы поднялись на третий этаж: я с одним чемоданом, а “добрый
самаритянин” с двумя. Я нажала на кнопку звонка — он не работал. Тогда
постучала. Дверь открылась, и я увидела тетю Веру, соседку Серафимы из
одиннадцатой квартиры.
— Лика, — ахнула та. — Лика, милая, приехала…
а что ж Серафима-то ничего мне не сказала? Или ты сюрпризом?
— Телеграмму посылала… — с некоторой обидой ответила я.
— Бог с ней, с телеграммой. Вот тетка-то обрадуется…
Мы обнялись и облобызались. Тетя Вера — добрая душа и
одинокая женщина, Серафима ей как родная.
— Вот видите, — сказал таксист. — А вы
переживали. Говорил, телеграмма запоздала, так и есть.
Раз пять сказав ему “спасибо”, я распрощалась и вошла в
квартиру.
— А Серафима где? — спросила на ходу.
— Дома. Голова у нее с утра болит. Тут я увидела свою
тетушку. Она возлежала на диване, вытянув ноги в туфлях на устрашающей высоты
каблуках. Голова ее была обмотана полотенцем, в левой руке чашка, а в правой
сигарета.
— Привет, — сказала я. Серафима на меня посмотрела
и закатила глаза.
— О Господи… Я про тебя забыла.
— Приятно слышать. Между прочим, я час прождала на
вокзале. У меня три чемодана, и все тяжелые. Я выхожу замуж за графа или уже
нет?
— Иди я тебя поцелую, дитятко.
— Ты свинья, Серафима.
— Да ладно, не злись…
Мы поцеловались, и я села рядом, подозрительно ее
разглядывая.
— Что-нибудь не так? — спросила я через минуту.
— Прости меня, убогую. Я должна была предупредить,
чтобы ты не приезжала.
— С чего это вдруг? — удивилась я.
— Неприятности. И весьма крупные.
— Что еще за неприятности? Влюбилась?
Тетушка махнула рукой.
— Работа…
Я нахмурилась. Ее работа с самого начала не вызывала у меня
доверия. То есть не сама по себе (работала она бухгалтером), а место, где
тетушка прикладывала свои недюжинные способности. Местом этим было казино. А я
являюсь убежденным противником азартных игр.
— Развалилась ваша контора? — задала я наводящий
вопрос.
Тетка разглядывала потолок, я тоже подняла голову и с
готовностью на него воззрилась. Ничего интересного обнаружить не удалось.
— Говорю, контора ваша развалилась? — напомнила я
о своем существовании, повышая голос.
— Контора процветает, — хмыкнула в ответ
Серафима. — А я, судя по всему, скоро накроюсь.
— Что? — не поняла я.
— Повесили на твою тетушку восемьдесят семь миллионов.
Отдать нужно в недельный срок. Со вторника включат “счетчик”.
Я вытаращила глаза и попыталась переварить информацию.
— Что значит “повесили”?
— То и значит. Подставили, прокатили, объегорили.
Короче, у меня неприятности и головная боль.
— Ничего себе неприятности. Неприятность — это когда
каблук сломаешь, а здесь восемьдесят семь миллионов… Это же… Ты ведь этих денег
не брала? — строго спросила я.
— Само собой.
— Так чего ж на диване лежишь? Надо идти в милицию, в
прокуратуру… не знаю, какие еще органы этим занимаются.
— Ты, деточка, часом не спятила? Какие органы тебе
привиделись?
— Местные.
Серафима свистнула и даже пальцем у виска покрутила, так ее
потрясла моя крайняя отсталость.
— Послушай, ты ведь не собираешься их отдавать? —
ужаснулась я. — Где ты возьмешь такие деньги?
— Продам квартиру, машину, гараж…
— А также мебель, одежду и обувь, — подсказала я, тетка
нахмурилась. — Не можешь ты серьезно говорить подобную чепуху. Постой, а
этот, как его, Петр Сергеевич, твой директор. Ты утверждала, что он сказочной
доброты мужик. Он что говорит?
— Во-первых, оказалось, что не только доброты, но и
простоты. Во-вторых, он уже десять дней где-то отдыхает, и найти его возможным
не представляется.
— Ты ходила к юристу, консультировалась?
Тетка опять выразительно покрутила пальцем у виска.
— Молчи лучше, не тревожь меня.
— Что-то я не понимаю, — стала я гневаться. —
Странно ты себя ведешь. Ни за что ни про что с нее требуют огромные деньги, а
она на диване лежит и потолок разглядывает.
— Я не просто разглядываю, я думаю.
— И что надумала? Тетушка тяжко вздохнула.
— Придется платить. Ох, все-то нам по грехам нашим!
— Какие грехи? Ты брала эти деньги или нет?
Изъясняешься чрезвычайно туманно, это меня тревожит…
