— Я думаю, ты был не очень хорошим мужем. Впрочем,
хороший муж — это редкость. Моя мама говорит: не стоит привередничать. Надо
иметь терпение, и тогда в конце концов из любого может выйти что-нибудь
путное. — Я передохнула немного, и ласково посмотрела на Юрика. Тот
выглядел слегка утомленным. Почему-то мужчины считают, что все красивые женщины
непременно дуры. Я не собиралась его разубеждать.
Однако две бурные сцены подряд изрядно меня вымотали.
Следовало передохнуть.
— Может быть, зайдешь? — неуверенно предложила я
возле дома Серафимы. — Я могла бы напоить тебя чаем.
— Я не пью чай.
— Как знаешь, — обиделась я и пошла к подъезду.
— А тетка дома? — поинтересовался Юрик.
— Конечно, дома.
— Я завтра позвоню.
— Не трудись, — фыркнула я, исчезая за дверью.
— Ну и что мне с ними делать? — спросила я
тетушку. — Катков полбеды, а вот Сережа…
— Сережа? — подняла брови Серафима. — Это кто
такой?
Я нахмурилась.
— Серафима, я чувствую себя скверно. Обман, он всегда
обман, во спасение или нет…
— Купилась, — всплеснула руками тетушка. —
Дура, твою мать. На что купилась? На сладкие речи и ясный взор? Ты у Вовки
поспрашивай, он тебе много чего про Циркача расскажет. О его прекрасной душе…
Без тебя дур на свете много, чего ж ряды пополнять?
— Его душа — его проблемы, а моя — мои. И что бы ты там
ни говорила…
— Охолодись, — рявкнула Серафима. — Циркачу
сладенького захотелось, вот он и выкаблучивается. А разок свозит тебя на дачку
и под утро ноги об тебя вытрет. И правильно, между прочим, сделает, потому как
дураков учить надо.
— Прекрати мне гадости говорить, — разозлилась
я. — Ни на какую дачку я с ним не собираюсь. Глупость какая… А извиниться
и эти свидания прекратить я просто обязана.
— Серьезно? — обрадовалась Серафима. — Вот
так вот попросту скажешь ему: “Бывай, Серега”, он скупую слезу уронит и пойдет
гонимый ветром. Ты эту публику не знаешь, а я насмотрелась за пять лет. И дур
вроде тебя тоже видела… Знаешь, что он сделает? Сунет тебя в машину, да отвезет
к ближайшим кустам. Хорошо, если живой отпустит. А не хочешь с располосованной
физиономией оставшуюся жизнь ходить? — В этом месте тетушка тяжко
вздохнула. — Ладно. Я погорячилась. Ты у нас натура артистическая, душа у
тебя тонкая. Вовка прав: не тебе с бандитами тягаться. Отправляйся-ка ты в
Италию.
— Какая ты, Серафима… — покачала я головой. —
Ладно, что там у нас на очереди по твоему гениальному плану?
— Так ведь нет никакого плана, — пожаловалась
тетушка. — Давай-ка коньячку накатим, расслабимся. Авось умная мысль и
появится.
— У меня большие сомнения в отношении твоих мыслей.
Следующее утро началось скверно. То есть само по себе утро
было солнечным и теплым, дул легкий ветерок, и все располагало к отдыху.
Тетушка, что-то напевая, усердно избегала разговоров на животрепещущие темы.
Около девяти позвонил Тарханов. Торопливо поздоровавшись,
сообщил:
— Негритенок в больнице. Вчера вечером его жестоко
избили.
— О Господи, — побледнела тетушка. — Чего
хотели-то?
— Я у него еще не был, звонила его мама. Думаю, вам
надо ко мне переезжать.
— У нас Вовка живет.
— Он целыми днями на работе.
— Думаешь, это Каток?
— Давай не по телефону.
— Ты сейчас свободен? Можно подъехать?
Серафима повесила трубку и уставилась на стену. Я зябко
поежилась и задумчиво сказала:
— В Негритенке сто килограммов, и он какой-то там
чемпион. А человека довели до больницы. Что ж с нами-то будет?
— Ничего, обойдется. Это говорило об оптимизме, мне
неведомом.
— Серафима, нам надо срочно что-нибудь предпринять.
— Умница. А что?
— Ну, не знаю. Кто его мог избить? На Юрика не похоже…
— Еще как похоже.
— Не вижу смысла. Зачем его избивать было? Если Юрик
решил, что мы чего-то откопали, перестрелял бы всех троих, и дело с концом.
Серафима, а что, если Циркачу все рассказать? Он помощь предлагал.
— Ага. Расскажи… Твой Сережа начнет прикидывать, как
Катка завалить, и мы станем случайными жертвами между-усобной войны. Подождем
пока…
— Чего ждать? Когда нас возле подъезда встретят?
— Не пугай меня, и так страшно. Вот что, я к Илье
поеду, а ты дождись звонка Циркача. Встречаться с ним не смей, держи на
коротком поводке, чтоб не сорвался, но и к себе не подпускай. Поговоришь с ним
и в офис приедешь.
Оставшись в одиночестве, я мерила шагами квартиру, Пытаясь
размышлять. Выходило так себе. Наконец позвонил Циркач.
— Увидимся? — спросил, поздоровавшись.
— Сегодня не могу.
— Не можешь или не хочешь? — Голос звучал резко, я
бы даже сказала агрессивно.
Я не люблю, когда со мной так разговаривают. Однако
вчерашняя тетушкина лекция даром не прошла, я вспомнила, где сейчас Саша, и
подавила желание поставить нахала на место. Ответила миролюбиво:
— Мы с теткой к родственникам собрались. Возможно, на
пару дней… — Я помедлила, придала голосу необходимую романтическую грусть и
попросила:
— Сережа, мне надо подумать. Дай мне, пожалуйста, такую
возможность.
Он молчал полминуты, не меньше.
— Хорошо…
Мы простились. Я с заметным облегчением. И стала собираться
к Тарханову. Вышла, хлопнула дверью и вспомнила, что газ не выключила.
Вернулась и решила позвонить: может, Илья Сергеевич пришлет за мной машину? Тут
я сообразила, что Саша в больнице. Наверное, кроме Саши, есть еще кто-нибудь. Я
махнула рукой и пошла к стоянке такси.
— Анжелика Станиславна, — услышала я мужской
голос, повернулась и увидела шагах в пяти улыбающегося парня рядом с новенькой
“девяткой”. Парень продолжал улыбаться, а я теряться в догадках: кто он? Неужто
Тарханов, опережая мои желания, прислал машину?
На размышления я потратила слишком много времени. Сзади
кто-то схватил меня за локоть и буквально потащил к машине.
— В чем дело? — опомнилась я, таращась на рослого
здоровяка справа.
