Это было чересчур, и я засмеялась. — Возможно, я глупа
и отдаю себе отчет далеко не во всех поступках, но кое-что я тоже умею.
Например, отличить мужика от самовлюбленного придурка. Будь ты трижды крутым и
перестреляй хоть половину города, все равно останешься ничтожеством. Ты
классический неудачник, потому что ищешь разрушения. Ты никому не нужен, потому
что не умеешь любить. Если тебя не пристрелят раньше, ты кончишь жизнь одиноким
пенсионером, в окружении бродячих псов. Будешь жечь свет по ночам и бродить по
пустой квартире. В общем, удачи в бою, несравненный мой. Размахивай мечом, а я
пойду к своей прялке.
Где-то в середине моей речи он стал громко смеяться. Что
самое обидное: совершенно искренне. А я стояла с пунцовыми щеками и метала
молнии. Глупее что-то и придумать трудно. Я испугалась, что разревусь с досады,
и торопливо вышла на улицу.
— Подожди, — все еще посмеиваясь, сказал
Руслан. — Я отвезу тебя домой.
— Ты забыл, я на машине.
— Все равно. С тобой вечно что-нибудь происходит, так
что не спорь.
— А как же твой пост? — усомнилась я.
— Обойдется.
Его неожиданная забота беспокоила. Я пыталась отгадать, что
он задумал. Мы въехали во двор Серафиминого дома.
— Как будешь добираться? — спросила я.
— Доберусь. В квартиру войдешь, мигни светом, чтоб
знать, что все в порядке.
— Откуда такая забота? — съязвила я.
— От природы человеколюбив.
— Что ж, в таком случае всего доброго.
— И тебе того же. Топай, топай, — усмехнулся он.
Мне очень хотелось сказать что-нибудь обидное. Все, что я
способна была придумать Сейчас, выглядело глупым. Я повернулась к нему спиной,
брякнув со злости:
— Удачной охоты.
— Котеночек, — ядовито позвал он, — тебе
никто не говорил, что ты жутко самовлюбленная стерва? По-твоему, все мужики в
мире должны заниматься только тобой?
— А почему бы и нет? — удивилась я, радуясь
возможности позлить его. Но не вышло.
— В самом деле, почему бы и нет? — Он засмеялся и,
сунув руки в карманы, приготовился наблюдать мой исход. Кажется, стоять уже
было неприлично.
— Мог бы оставить свой телефон, — сказала я хмуро.
— Зачем? — удивился он.
— Так принято.
— Кем и где? Ладно, запиши, если очень нужен. Только
попусту не звони. — Он продиктовал номер, но записывать я не стала. —
Что, уже не нужен? — хохотнул Руслан и легонько подтолкнул меня к
подъезду. — Иди, не забудь про свет.
— Не забуду. Очень хочется сказать тебе гадость, не
знаешь почему?
— Догадываюсь. Я ж предлагал, ты отказалась. Кусай
теперь локти. Надеюсь, у тебя хватит ума уехать завтра с первой лошадью?
— Конечно. Хотя бы для того, чтобы тебя больше не
видеть.
— Наши желания схожи.
Я грохнула дверью подъезда и стрелой влетела на третий этаж.
Мне хотелось уехать немедленно. Самое интересное, что Серафима мое желание
полностью разделяла. Она открыла дверь на полсекунды раньше, чем я позвонила.
Выглядела она усталой.
— Ты меня с ума сведешь, — вздохнула тетушка.
— Мигни светом.
Я выглянула в окно: Руслан торопливо покидал двор.
— Руслан? — спросила Серафима.
— Да.
— Что поведал? — Я передала разговор с Русланом.
Поразмышляв немного, Серафима кивнула. — Боюсь, он прав. Мы с Ильей
заезжали в казино. Так вот, один паренек сообщил по секрету новость: братаны
Катковы шумели. Старший был сильно зол и бил младшего ногами. По-домашнему,
один на один, но кое-кто видел.
— А Жорик?
— Обливался кровавыми слезами и прощения просил. Так и
говорил, со свойственной ему шепелявостью: “Прости, брат”. В заключение
братишки, как всегда, обнялись и долго лобзались. В семье воцарились мир и
спокойствие. Потом еще полчаса Юрик младшему что-то внушал, но уже деловито и
спокойно, после чего Жора в сопровождении одного доверенного лица отбыл в
неизвестном направлении.
— Навеки?
— Кто знает. Ежели Юрик простил, то на пару недель. А
если поцелуи для усыпления бдительности, то уж не свидимся.
— Сама как считаешь?
— Я своим мнением насчет Катков уже делилась. Почти
уверена, старший будет Жорку прятать. И не от ментов, которых боится гораздо
меньше, чем своих хозяев. А от того типа, что, на мир ополчившись, решил
придать нашему пейзажу кровавый оттенок.
— А Руслан сказал, что Юрка сам всех убил, чтоб концы в
воду…
— Конечно. И на даче он своим парням шеи сломал, чтоб
не озорничали. — Серафима вздохнула, повертела ложку в руке и добавила
тревожно:
— Сматываться надо. Дошли до точки. Смешно не будет.
— А деньги? Циркач велел деньги Катку отвезти.
Повезешь?
— Придется, коль велел. Ой, горе-горькое… Сделаем так:
я повезу деньги, а ты с вещами отбываешь на вокзал. Автобус в двенадцать
тридцать пять, поезжай пораньше. Купишь билеты и в сторонке замрешь тихой
мышкой. Там и встретимся.
Мы занялись сборами. Как ни старались, а три чемодана все
равно набралось. Серафима равнодушно один отшвырнула в сторону. Я попыталась ее
утешить.
— Не на всю жизнь уезжаешь. В конце концов, о вещах
есть кому позаботиться.
Уже под утро мы подремали пару часов.
После первой чашки кофе настроение наше поднялось, мы
кинулись собираться в дорогу. И еще через час совершенно не походили на женщин,
затравленных суровыми обстоятельствами.
— Забыла совсем, — уже в дверях сказала
Серафима. — Циркач вчера раз пять звонил. Врала что ни попадя. Смотри, как
бы он нам всю малину не испортил.
Мы расцеловались, и Серафима с толстым бумажным конвертом в
сумке отбыла в казино.
Через полчаса я вызвала такси. Подхватила чемоданы и,
спустившись вниз, устроилась на скамейке возле подъезда. Такси подъехало минут
через пять. Мы укладывали чемоданы в багажник, когда Бог знает откуда появились
двое парней такого свирепого вида, что у меня стали дрожать руки, задергался
глаз и все лицевые мышцы сразу.
