— Не знаю. Ты у нас великий стратег и мыслитель, а я
все больше по заданному сценарию… Давай-ка спать, — внесла я разумное
предложение. — Подниматься чуть свет. Одно хорошо: завтра мы будем в
трехстах километрах от всего этого…
— Если повезет, — кивнула тетушка, как видно,
желая меня утешить.
Уже в половине пятого мы стали то и дело поглядывать в окно.
Илья Сергеевич был грустен. После того как часы в холле пробили шесть, мы могли
смотреть только на минутную стрелку, сохраняя тревожное молчание. Еще через
пятнадцать минут тетушка потянулась к телефону, сказав испуганно:
— На Вовку это не похоже.
Тут я вспомнила слова Руслана, сказанные Катку: “Она давно
менту проболталась”. Вызов Владимира Петровича к начальству и сегодняшнее
опоздание… Неужто у Юрика нашлись друзья в том самом отделе, где с ним усердно
боролись? Судьба верного друга начинала всерьез тревожить.
Серафима дозвонилась до его квартиры, трубку сняла жена.
Тетушка извинилась медовым голосом, а потом начала бледнеть.
Мы с Тархановым переглянулись: рыдания, доносившиеся из трубки, достигли наших
ушей. Серафима разговаривала минут десять, дала отбой и сказала:
— Вовка в больнице. Вчера возле собственного подъезда
какой-то тип ударил его по голове чем-то тупым и тяжелым. На счастье, сосед с
первого этажа все это видел и закричал. Неизвестный с места преступления
скрылся, а Вовка скорее всего только благодаря соседу жив остался.
— Как он? — пролепетала я.
— Более или менее… Катерина всю ночь была с ним в
больнице, только сейчас вернулась. Голова пробита, но отделался сотрясением
мозга.
— Слава Богу, — вздохнула я. Серафима моей радости
не разделила, молча с Тархановым переглянулась. Тот был бледен, кусал губы и не
замечал этого.
— Что? — испугалась я.
— Хреновые дела, племяшка. Если решили Вовку убить…
— Как убить?
— Что ж они, ты думаешь, просто так напали?
— Может, и не Каток это вовсе, а, Серафима? Может,
ограбить хотели? Шпана какая-нибудь.
— И не мечтай. Вся шпана в районе Вовку знает лучше
отца родного. С отцами, сама знаешь, как бывает, а Вовка двадцать лет на одном
месте. Едем в больницу.
— Шесть утра, там все закрыто, и нас не пустят.
— Нас пустят, — заверила тетушка. И была права.
Владимир Петрович лежал бледно-зеленый и улыбчивый. Спросил,
едва не смеясь:
— Что глаза как блюдца? Проняло наконец?
Серафима заревела с порога.
— Вовка, прости ради Христа… Да разве ж я могла
помыслить, что они на такое отважатся?
— Могла, не могла… умных людей слушать надо.
Пристраивайтесь. И рассказывайте.
Я покосилась на тетушку, та вздохнула и начала излагать.
Рассказ мне в целом понравился. Мы по всем статьям выглядели несчастными
жертвами. Однако Владимир Петрович придерживался другого мнения.
— Дуры вы, прости Господи. А у тебя, Илья, где мозги
были? — Тарханов за свои мозги обиделся и стал в окно смотреть. — Что
ж с вами делать-то?
— Не знаю, — честно ответила тетушка. —
Скажешь, в милицию идти — пойдем, хоть и не хочется.
— В милицию теперь не резон. На Юрика компромата нет, а
вы выглядите — хуже не бывает. С бандитами якшались, деньги стибрили,
вещественные доказательства уничтожили. Тюрьма по вам плачет, честно скажу.
— Ладно хохмить, не до этого, — обиделась тетушка.
— Я себе настроение поднимаю, потому как дрянь дело. А
вы хоть и сомнительного поведения, но люди мне не чужие. Я через пару деньков
отсюда сбегу, а до той поры вам лучше на дно лечь. Если Циркач объявится и
решит вас укрыть в надежном месте, соглашайтесь. И глаза таращить ни к чему.
Лучше его вас сейчас никто защитить не сможет. Пару дней перебьетесь, а там мы
с Катком разберемся.
— Сомнения у меня, — вздохнула Серафима. — Ты
в больнице валяешься, а Каток по городу гуляет. Есть время концы в воду
спрятать. Я вот грешным делом думаю, может, и Жорки в живых уж нет?
— Чего ему сделается? Жив. Сидит на даче в Красном.
Такой шикарный особняк, виден со всех точек. Братишки привыкли быть мудрее
всех, думают, если и дом на неизвестную тетку оформлен, так никто и не
хватится.
— Откуда ты про Жорку знаешь? — удивилась тетушка.
— За что мне, по-твоему, зарплату платят? Жив Жора и
умирать не собирается. Он крутого только корчит, а потрясем малость, и
расколется. Тогда и Юрика пристроим туда, где его давно и с нетерпением ждут.
Задача на два ближайших дня ясна? Затаиться и ждать. А теперь топайте, мне
спать надо.
Мы распрощались. Однако далеко уйти не смогли. Вышли из
больницы в сопровождении дежурной медсестры и замерли в полном недоумении:
охрана отсутствовала. “Мечта бандита” на месте, но выглядит сиротливо: никого
тебе ни спереди, ни сзади, шофер и тот куда-то запропастился. Мы дружно
попятились к двери, но медсестра уже успела запереть ее и удалиться. В общем,
нам осталось только одно: ждать, что будет дальше.
Ждать пришлось недолго. Справа к нам направлялись очень
серьезные ребята в количестве трех человек и к нам ринулись. Я подумала, что
неплохо бы упасть в обморок, но смогла только побледнеть. И то на троечку: по
сравнению с землистой бледностью Ильи и сероватым цветом лица Серафимы моя в
расчет не принималась.
Парень, тот, что был впереди, приблизился ко мне почти
вплотную. Я едва не завизжала, лицо у него было как у каменных скульптур на
острове Пасхи. Я ясно сознавала: такому ничего не стоит перерезать мне горло. Я
открыла рот с намерением что-нибудь сказать напоследок, все забыла и рот
закрыла. А парень взял меня за руку. Я сжалась, когда мою беззащитную ладонь
сграбастала эта звериная лапа.
Он заговорил низким и хриплым голосом:
— Анжелика Станиславна… Да вы не бойтесь…
Как бы не так. Первой опомнилась Серафима.
— Вы кто? — рявкнула она. — Нас Сергей
послал, — игнорируя тетку, сказал мне парень. Я взглянула на свою руку.
Ощущение такое, словно она попала в тиски, но, когда он мне ее вернул, все
пальцы оказались на месте. Слегка помяты, но все же на месте… В порыве
благодарности я пропищала:
— Да? А где Сережа?
