— А я… я ничего не могу, — пьяно икая, ответил тот.
— Но, как я знаю, вы были с ним дружны, — пошла на обман я.
— Не-а, не был, — ответил он, мотая головой, которая словно бы держалась на одной нити и просто бултыхалась из стороны в сторону, не совсем слушаясь своего хозяина.
— Но вы с ним иногда пили? — не сдавалась пока я.
— Мож, пили, мож, не пили… — так и не перестав мотать башкой, откликнулся алкоголик.
— А как вы думаете, где он сейчас? — снова попыталась завязать разговор я.
— Не знаю я. Ничего я не знаю! — все еще тряся головой, проговорил мужчина, а затем почему-то издал звук, сильно похожий на храп, и повалился на бок.
Я поняла, что и здесь я не смогу получить интересующую меня информацию. Дедов вырубился, и теперь, пока он не проспится, толку от него не будет. Второй мужик, как мне показалось, тоже заснул. Сидя. Пришлось покинуть этот дом, не узнав ничего нового.
Честно сказать, я начинала сомневаться в том, что оно когда-нибудь сдвинется с мертвой точки. Более того, сомневалась я уже и в самой необходимости этого расследования!
«Хожу все вокруг да около, — сожалела я. — Ничего не могу узнать. Хоть бы выяснить, живы Михеев с Ведриным или мертвы. Может быть, гуляют оба сейчас где-нибудь у своих дружков в соседнем селе, а я здесь даром провожу время. Или Ведрин правда отправился на родину, да прижился у какой-нибудь бабы на полпути к Украине — и поминай как звали. Все, — решила для себя я, продвигаясь в сторону своей „гостиницы“, — вечером попытаюсь проследить за Сонькой, прикрывающей зачем-то Вано. И если это ничего не даст, утром разнесу всех к чертям собачьим и силой заставлю говорить. А то взяли моду в игрушки со мной играть!»
Просидев в своей комнате несколько минут, я поняла, что просто не смогу столько времени, до вечера, бездействовать, а потому решила перед слежкой за Курник наведаться еще раз к их соседке и поподробнее порасспросить у нее об этой семейке. Насколько я помнила, соседку звали теткой Шурой, и она, живя с Курниками через стенку, могла все же что-то слышать. Ведь пьянки или разборки мужчин могли происходить и в доме.
Приняв такое решение, я направилась к дому тетки Шуры. Достигнув его, остановилась у высокого деревянного забора, распахнула массивную калитку, сколоченную из широких досок, и прошла во двор. Затем закрыла калитку на обычный тканевый поясок, связанный в кольцо. Одна его часть была перекинута через столб, другая «обнимала» доску в калитке.
Соседский двор разительно отличался от того, что я видела накануне у Курник. Чисто выметенное пространство дворика пересекали в различных направлениях дорожки, выложенные кирпичом. Таким же кирпичом были окаймлены небольшие клумбочки, в которых буйно цвели самые различные садовые цветы. Ромашки, бархотки и астры соседствовали на этих клочках земли. Все это делало двор по-своему уютным.
Я постучала в дверь дома.
— Входите, не заперто! — сразу же послышалось из-за двери.
Я прошла внутрь. Хозяйка встретила меня словами:
— А, это ты, дочка… А я-то думаю, кто в такую жару меня навестить решил? Проходи, проходи. Садись, — засуетилась она.
Я, присев на предложенный стул, обратилась к женщине:
— Я ненадолго. У меня к вам несколько вопросов. Можно?
— Да я не тороплюсь. Куда в такую жару можно торопиться? Лишний раз рукой-ногой шевельнуть не хочется. Да, давно уже такой жары не было, лет этак…
И она стала вспоминать, когда в последний раз на ее памяти стояло столь жаркое лето. Вспомнила о том, что в тот год все посевы «сгорели» и «неурожай выдался».
Я, слушая ее, рассматривала жилье. Здесь, как и во дворе, было все не в пример чище и уютнее, нежели у соседей через стенку. Небольшая комнатка была аккуратно выбелена мелом. Стены и потолок были настолько белы, что комнатка казалась намного выше и больше. На окнах висели короткие светленькие хлопчатобумажные занавесочки. Небольшой столик в углу застелен чистой розовой скатеркой. Металлическая кровать, с лежащими на ней двумя огромных размеров подушками, прикрыта таким же розовым покрывалом. Два табурета и иконка в углу. Вот, пожалуй, и вся обстановка комнатки. Но такая поразительная чистота и «хрустящая» свежесть исходили от всего этого! Почему-то мне даже вдруг представилось, будто я нахожусь сейчас в поле на первом выпавшем снеге, пороше, где еще никто не успел оставить своих следов.
— Ой, дочка, — спохватилась женщина, — совсем я тебя заговорила! Мне, старому человеку, гость — в радость. Одна живу, поговорить не с кем. Редко кто ко мне приходит. Кому я нужна? У всех свои дела-заботы. Разве что вот Сонечка когда заскочит. Тут уж мы с ней обо всем, обо всем переговорим…
— Вот о ваших соседях я и хотела с вами побеседовать, — спохватилась я, мысленно поругав себя за то, что уже в который раз отвлекаюсь от главной темы на лишние детали и мелочи. Это, видимо, размеренная спокойная жизнь в деревне на меня так действует, вот я и начинаю невольно подстраиваться под ее ритм, глазеть по сторонам, прокручивать в голове какие-то странные мысли. Хотя мне это, конечно, и самой нравится, но нельзя же напрочь забывать о работе…
— Да я уж поняла, — проговорила хозяйка в ответ, поправляя передник. — Иначе зачем бы ты ко мне пришла?
— Скажите, — обратилась я к тетке Шуре, — а вы помните, когда уехал ваш сосед?
— Степан? — уточнила та.
— Да, Степан. Ну, скажем, какой это был день недели или время суток? — посмотрела я внимательно на нее.
Женщина, не задумываясь, ответила:
— Вот этого я тебе, милая, не скажу. Не видела сама. Заметила вот только вдруг, что-то соседа давно не видать, Соню и спросила. А она сказала, что он уехал по гостям.
«Так-так, вновь подтверждается, что никто в деревне не видел, как Степан уехал».
— И еще, — думая, как бы сформулировать поточнее свой вопрос, начала я. — Вы говорили, что он… Степан — очень справный мужчина и все умеет. А почему…
— А, — заулыбалась тетка Шура. — Ты приметила у них беспорядок во дворе? Да, тут ты, дочка, права. В селе за порядок на подворье мужики отвечают. Их это дело. А у них… — она вздохнула. — У них… эхе-хе… Вот тут я ему не судья. Вот и Сонечка на него всегда жаловалась. Все умеет, мол, ходит по всей деревне, всем помогает, а в собственном дворе… Но это их семейное дело. Я вмешиваться не буду. А так они очень мирно живут. Тихо.
«Мирно живут. Тихо. Хорошие люди, — перечисляла я про себя с раздражением. — Как-то уж все очень гладко и ненатурально».
— А скажите, были ли случаи, чтобы они ссорились? — задала вопрос я, решив, что вполне могло быть и так, что муж с женой действительно поссорились и Степан быстро уехал, не успев сказать «до свидания» друзьям и знакомым.
— Ссорились? — переспросила женщина. — Да нет, они не ругались.
Она опустила глаза, посмотрела на свои руки, которые лежали у нее на коленях. Потом подняла взгляд на меня и осторожно продолжила:
