Они вернулись на свое место, ни на кого не глядя, сердца у них колотились, на языке была круглая облатка, а душа исполнена этим неожиданным тайным обещанием.
К органисту подошла певица, и под своды церкви вознеслись величественные звуки «Лаудате». В музыке Моцарта слышалась благодарность: она славила Господа за то, что Он дал нам жизнь, такую хрупкую и драгоценную, и радовалась, что каждому из нас выпала эта удача, звуки смешивались с мягким светом, заливавшим здание.
Ипполит больше не испытывал грусти, он радовался — радовался, что он здесь, что рядом с ним дочь, друг и его будущая жена. Неужели ему нужно было прийти на похороны, чтобы осознать эту радость? Тут он вспомнил странную фразу, которую слышал в детстве: надо, чтоб кто-то умер, чтобы другие жили. И, заново вглядываясь в портрет на гробе, он словно бы уловил новое выражение отпечатанного на глянцевой бумаге лица: в нем прибавилось доброты, появилась какая-то рассеянная нежность; Северина стала его добрым ангелом, хранительницей его любви.
Слева раздался шум, все повернулись в ту сторону. Ксавьера упала в обморок; муж не успел подхватить ее, и она рухнула на пол между скамьями.
Натан пробормотал сквозь зубы, так что было слышно его соседям:
— Что она хочет нам впарить? Что у нее есть сердце? Какая смелость! Мадам и месье, самая бесчувственная злючка в Брюсселе свалилась без чувств.
Том ткнул его локтем, чтобы он замолчал. Но было уже поздно. Некоторые, в том числе и Ипполит, услышали и удивились с ним вместе: действительно, трудно было вообразить, что Ксавьера способна потерять сознание.
Орион в панике суетился вокруг нее, но не знал, что делать. Никто не пытался ему помочь. Вдруг к ним протиснулся доктор Плассар:
— Нужно вынести ее на воздух.
Доктор схватил Ксавьеру за плечи и потащил наружу. Орион, пытаясь ему помочь, только путался под ногами, опрокидывая стулья и роняя молитвенники. Он забрасывал врача вопросами:
— Что с ней, доктор? Почему она упала в обморок?
— Она беременна, чудак-человек!
Орион так и застыл в проходе — разинув рот, не в силах сдвинуться с места.
Том, Натан, Ипполит и Жермен ошарашенно уставились друг на друга. Никто не мог поверить тому, что они только что услышали.
Орион помчался за доктором и женой, которые были уже за дверью.
— Вот это пара! — прошептал Натан. — Добрейший в мире мужик — и самая ужасная злючка.
— Орион мог бы быть голубем.
— Ты прав, он мог бы…
В этот момент они взглянули на Жермена, но тот опустил глаза.
Священник продолжил службу и произнес речь, из которой можно было догадаться, что умершая покончила с собой.
Изис погладила руку отца:
— Ты меня познакомишь с Патрисией?
— Что, прямо сегодня?
— Папа, хватит прятаться.
И чтобы подтвердить свою мысль, она указала на гроб в алтаре:
— Жизнь такая короткая.
В очередной раз Ипполит поразился, как это десятилетний ребенок может говорить такие вещи, и согласился:
— Хорошо.
Здание снова захлестнула музыка. Появились четверо мужчин в черном, подняли гроб и медленным торжественным шагом двинулись к выходу, а за ними — члены семьи.
Первым, держа за руку своего сына Гийома, шел Франсуа-Максим, являвший собой воплощенное горе. С остановившимся взглядом и отсутствующим лицом, он двигался как автомат, собрав все силы, чтобы выполнять предписанные церемонией действия. Впервые Ипполит испытал симпатию к этому аристократу, хотя обычно его высокомерная безупречность отталкивала садовника.
Три девочки, словно загипнотизированные, следовали за ящиком, в котором была их мать, отказываясь понимать, что скоро она покинет их снова.
Изис потянула отца за руку:
— Папа, чем мы можем им помочь?
Ипполит чуть было не ответил «не знаю», а потом сам услышал, как произносит:
— Молиться, моя милая. В некоторые моменты приходится согласиться с тем, что тебе больно и другим тоже больно.
Пока он сам пытался осмыслить то, что только что сказал, Изис взглянула на него и, успокоившись, кивнула.
— Вы пойдете на кладбище? — шепотом спросил Том у Ипполита и Жермена.
— Нет.
— Мы тоже, — сказал Натан. — Ограничимся тем, что оставим запись в книге соболезнований. — Он указал на толстую книгу на подставке в глубине церкви.
И все они двинулись в ту сторону, пока там не собралась толпа.
— Пожалуйста. — Том пропустил вперед Жермена.
Карлик схватил ручку в правую руку и написал несколько слов.
Том отступил и шепнул на ухо Натану:
— Не сходится: он правша.
— Ты шутишь?
— Взгляни сам.
Натан убедился, что Том прав, но стал придумывать объяснения:
— Может, он старается пользоваться и левой и правой.
Натан подошел к Ипполиту и тихонько спросил:
— Ваш друг, он правша?
— О да, типичный правша. Его левая рука вообще ни на что не годится.
Том и Натан сердито взглянули друг на друга: их гипотеза, по которой Жермен был автором анонимных посланий, рассыпалась в прах!
В этот момент появилась Патрисия и присела на корточки перед Изис.
Девочка внимательно изучала женщину. Патрисия оробела, ей стало не по себе; Изис схватила ее за руку:
— Здравствуйте, я Изис.
— А я — Патрисия.
— Мы с вами две папины любимые женщины, да?
12
— Привет, Альбана.
— Смотри-ка, Квентин… Ты все еще существуешь? Я думала, ты умер.
В это утро взбудораженные попугайчики сделались вовсе невыносимыми: трещали и скрежетали, словно пилы, грызущие твердую древесину. С низко нависшего неба, где явно готовилась гроза, стремительно пикировали ласточки — наверно, рассчитывали отдохнуть на площади, но, не успев коснуться земли, так же стремительно взлетали обратно в тучи, испуганные воплями какаду, хотя и не решались убраться восвояси.
— Можно мне присесть с тобой рядом?
— Я эту скамейку не купила.
— Это значит «да»?
Раздававшиеся временами глухие удары крыльев и яростные крики свидетельствовали, что в ветвях по-прежнему ведутся войны за брачные и территориальные достижения.
— Прости меня, Альбана.
— За что?
— Прости, что я не появлялся все это время. Ты, надеюсь, получила мою записку, где я тебя просил не волноваться, писал, что я не заболел и скоро вернусь?
