Единственными моментами, которые их сближали, оставались их появления на публике. Там, во время коктейля, премьеры, приема или вернисажа, он и она своей аурой привлекали к себе внимание и вызывали пересуды, иногда даже скептические или обидные. И оба со знанием дела наслаждались шумом, который вокруг них поднимался.
Вернувшись к себе в лофт, Вим заметил в кухне на мраморном столе желтый конверт со своим именем. В конверте была вырезка из газеты.
Он развернул ее и увидел заголовок, который сразил его, как удар под дых: «Преждевременная эякуляция: попытка излечения».
Он беспокойно оглянулся. Кто сыграл с ним эту гнусную шутку? Он покрутил конверт в руках, вспомнил, что уже видел его, и заключил, что его использовали повторно. Кто-то, кто может входить в эту квартиру, подстроил ему такую ловушку…
Мег? Но откуда она могла узнать? Она не вмешивалась в его личную жизнь и была идеальной секретаршей именно в силу того, что обладала и почтительностью, и скромностью. Кто-то из слуг? Филиппинцы, работавшие на кухне, или филиппинцы-уборщики не понимали по-французски, они общались только по-английски. Значит, Петра? Но Петра не могла знать этой интимной детали, потому что он никогда не спал с ней; она же, во-первых, не любила секса, а во-вторых, ни на йоту не интересовалась чужими делами.
Он раздраженно прочел выделенный жирным подзаголовок, задававший основную мысль статьи: «80 % мужчин моложе 18 лет страдают от преждевременной эякуляции. За этим не стоит никакого физиологического дефекта. Лекарства не помогут. Надо справиться с эмоциями. Убедите вашего мужа, что у него есть проблема».
Это была страница из какой-то женской газетки, и это встревожило его еще больше. Мег? Петра? Не может быть.
Он пробежал глазами статью: «При преждевременной эякуляции семя часто извергается меньше чем через минуту после проникновения, и отсрочить этот момент не удается». Вот именно, меньше чем через минуту.
Он услышал шаги и быстро спрятал статью в карман. Вошла Петра с коробочкой в руке:
— А, вы здесь, дорогой. Мне надо выпить мой креатин.
Она всыпала в стакан две чайные ложки порошка, добавила воды и размешала.
Тут Вим заметил, что открытый конверт он оставил на столе. Она тоже его увидела.
— А, — сказала она, — так вы прочли статью, которую я для вас вырезала?
Он побледнел. Постукивая по хрусталю серебряной ложечкой, она продолжала, не глядя на него:
— Ну да, я узнала от одной подруги в Лондоне, что у вас такая проблема. Манекенщица Полиси, помните? Очень красивая, да. И очень разговорчивая. Особенно когда выпьет. Нет-нет, не сердитесь на эту бедняжку, это ведь благодаря ей мы здесь с вами сегодня вместе, потому что эта маленькая деталь заставила меня обратить на вас внимание.
Она выпила свой порошок, скривилась, а потом тихонько рыгнула.
— Для меня эта проблема не имеет никакого значения, вы хорошо знаете почему. Но я подумала, что для вас это, вероятно, серьезное неудобство.
Вим побагровел, не в силах ответить.
— Ну да, — продолжала она, — как вы обычно говорите, это очень любезно с моей стороны.
Она снова рыгнула.
— Ох уж этот креатин, не могу его переварить. Скорей бы вернуться в Нью-Йорк, говорят, уже есть новая смесь, которая оказывает похожее воздействие на мускулатуру, но вкус у нее не такой ужасный. Я вычитала это в блогах культуристов.
В другое время, если бы он не перенес такого унижения, Вим улыбнулся бы этой картине: утонченная Петра фон Танненбаум, изучающая спортивные заметки этих накачанных витаминами здоровяков.
Она наконец на него посмотрела:
— Короче, дорогой мой, все это я сказала только для того, чтобы вы знали, что я умею хранить секреты. Надеюсь, что и вы тоже.
И она пояснила:
— Вы будете вспоминать обо мне как о страстной партнерше. Ну а я, когда зайдет речь о вас, скажу, что вы… вы обладаете заметными талантами в этой области. Договорились?
Петра пообещала Виму никогда не упоминать о его трудностях в интимной жизни в обмен на то, что он будет помалкивать о ее собственном безразличии к сексу.
— Договорились, Петра. Я и так утверждал бы то же самое, даже если бы вы не подсунули мне эту статью.
— Да, конечно, но вы бы говорили это из тщеславия. А я предпочитаю, чтобы вами двигал страх.
С этими словами она вышла.
Уже второй раз за этот день собственное существование показалось Виму абсурдным и бесконечным. Столько усилий, чтобы скрыть неприглядную реальность…
В этот субботний вечер Петра фон Танненбаум должна была демонстрировать свое шоу в галерее Петродосяна перед отборнейшей публикой Брюсселя.
Из-за мандража перед выступлением она превратилась в настоящую фурию: орала на разных языках на филиппинских помощников по дому, обозвала Мег тупой коровой, когда та не смогла связаться с организаторами шоу по телефону, а Вима третировала просто безостановочно с убийственной утонченной жестокостью.
Они безропотно принимали эти удары судьбы, выжидая, когда гроза отгремит.
Наконец реквизит был отправлен в галерею, а Петра заперлась в ванной — своем храме, — чтобы завершить приготовления.
Когда Вим предложил отвезти ее в галерею, она в ответ только буркнула:
— Да не опекайте вы меня, будто мы десять лет женаты. Я и сама доеду, если только эта идиотка Мег сумеет вызвать мне такси.
А потом вдруг обернулась и посмотрела на него:
— Зато я хочу, чтобы вы зашли ко мне за кулисы, как только спектакль закончится. И ведите себя как ревнивый любовник, я вам разрешаю. Это лучший способ отделаться от всяких озабоченных.
Вим кивнул, не зная, как относиться к манере Петры по-военному раздавать приказы: принять как знак доверия или разозлиться.
Он спустился из мезонина и нашел Мег в большом лофте.
— Вы позаботились о такси?
— Да, оно было заказано за три дня, и я им не меньше четырех раз перезванивала, чтобы убедиться, что машину подадут точно в нужное время.
— Спасибо, Мег.
— Хотите виски? «Лагавулин» пятнадцатилетней выдержки.
— Думаю, мне это просто необходимо.
Она принесла ему бокал:
— С одним кубиком льда, как вы любите.
— Именно вы — та женщина, на которой мне следовало бы жениться.
Мег уже и не пыталась вычитать на замкнутом лице Вима, что скрывается за этим грамматическим нюансом — «следовало бы». Сколько времени она выдержит рядом с человеком, которого она любит, а он ее нет и который теперь через слово упоминает о том, что им надо бы пожениться, хотя это, конечно, невозможно.
Как у нее повелось, чтобы справиться с огорчением, Мег укрылась в туалете.
