Часть меня все-таки выжила. Может, лучшая часть.
Конечно, Тор не оставалась совсем уж одна. Ею занимались специалисты-люди и голосовые компьютерные программы, нанятые «Медиакор» для заботы о сверхзвезде компании. А еще, уверяя Тор, что ее никогда не бросят одну во тьме, постоянно звучал голос толпы – «умной толпы», которую она созвала на борту «Духа Чула-Висты». Этот голос никогда не оставлял ее, хотя отдельные участники флешмоба приходили и уходили. Когда больница разрешала, в частые перерывы и часы посещения, коллективный голос возвращался, чтобы пообщаться с Тор, почитать ей или держать в курсе текущих событий.
«Что бы я делала, если бы мозг был поврежден сильнее?» – думала Тор. Например, если бы ранение помешало ей воспринимать и «слышать» звуки, подаваемые в мозг? Голоса в голове сохраняли ей рассудок. Это была связь с реальным миром.
И вот между периодами лечения, когда зубы у нее начинали ныть от миллионов «да» и «нет», она помогала идентифицировать разбросанные мелкие участки своего возрождаемого мозга – ее ежедневно и постоянно снабжали новостями. Естественно, это включало в себя и всепланетное обсуждение камня из межзвездного пространства – Объекта Ливингстона. Были также сообщения об усиленных поисках террористов, взорвавших цеппелин. Тех, кто убил бедного Уоррена, а ее заточил в кокон поддерживающей жизнь аппаратуры.
Собственные воспоминания Тор об этом были довольно туманны – травма часто блокирует отчетливые воспоминания о ее причине. Воспоминания об Уоррене представляли собой немногие разрозненные впечатления… и образы соборов, заполненных газом, разноцветных колонн, которые угрожающе бились и вздувались. Несомненно, часть их тоже была зрительными реконструкциями, основанными на том, что ей рассказали о ее собственных разнообразных действиях.
На самом деле раньше прочих в ее зрительном центре сформировался зрительный образ – первый состоявший не только из простых геометрических фигур образ дрожащего заголовка в самой популярной вир-газете «Медиакор» «Гардиан». Это был дергающийся рисунок поврежденного цеппелина с зияющим горящим отверстием наверху. Изуродованный корабль, по-прежнему гордый и рвущийся в небо. А под ним видны точки – это, очевидно, пассажиры спускаются по спасательным трубам к безопасности.
Что ж, иллюстрация не так драматична, как документальные снимки «Гинденбурга». Но все равно волнующее зрелище!
Рядом с этим оживающим рисунком было что-то еще. Тор не могла повести глазами, поэтому ей потребовалось немало усилий, чтобы разглядеть то, что справа… и еще несколько секунд, чтобы понять, что она видит. И вдруг она узнала собственное лицо.
Или то, что было моим лицом. Я больше никогда не увижу его в зеркале. И никто не увидит. Странно, но сейчас это не казалось ей важным. Особенно в сравнении с другой, гораздо более простой вещью.
Надпись под рисунком стала четкой и оставалась на месте, ясная как день: ГЕРОИНЯ СПАСЛА СОТНИ ЖИЗНЕЙ.
На мгновение Тор охватила радость.
Я могу читать!
Не ко всем пациентам, которым таким образом возвращали зрение, возвращались все былые способности. Одно дело – стимулировать область пиксельных точек, создающих изображение, и совсем другое – вложить в них смысл. Для этого нужны бесчисленные умения и критические способности, за которые отвечают самые разные участки головного мозга. Искусственно объединить это огромное разнообразие – умение, все еще непосильное для науки. Тут нужен здоровый, неповрежденный мозг.
Отсюда ощущение огромного, всеподавляющего облегчения. Тор узнала лицо и одновременно расшифровала цепочку букв. С первой же попытки! Тор сразу простучала это сообщение, делясь с другими важнейшей новостью.
Даже если я больше ничего не добьюсь, я смогу читать книги, наверно, смогу писать.
Я не мертва. Я могу приносить пользу.
Я все еще кое-чего стою.
И снова за работу. Тор даже начала отчасти наслаждаться процессом постижения сложности собственной нервной системы, помогая проводить обследования, делая невообразимые для ее предков вещи, разбирая на части, на кусочки механизм, который почти все воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Сложнейшую из машин, известных человеку.
К ее удивлению, это означало также оживление воспоминаний, чрезвычайно неожиданное: искра зажигания из одного полушария вдруг высвечивала один особенно ясный осенний день – Тор шесть лет, она крадется за братом, сжимая в руках пузырь с водой; пузырь протекает, брызжет, а ее выдает скрип сорняков под ногами. Это мгновение было таким живым и ярким, словно Тор снова переживала его наяву. И, несомненно, куда реальнее ее нынешнего, приглушенного, насыщенного лекарствами существования. Одно или два мгновения ей казалось, что эта маленькая девочка и есть настоящая, подлинная Тор, которую на самом деле звали Дороти Повлович. Может, нужно только сосредоточиться на этом одном счастливом дне, чтобы вернуться в ту минуту и навсегда забыть об этом кошмаре…
…другой зонд растрогал ее. Пытаясь найти один из центров контроля мышечных движений, он, напротив, вызвал поток печальных эмоций, не связанных ни с какими фактами, событиями или образами, но все равно свежих, ярких, как горящее на солнце облако; Тор пережила мгновение страшного сожаления, но зонд переместился и нашел нужную цель.
Потом точно так же возникло воспоминание о дорогом подарке, который она давным-давно потеряла, а сейчас вдруг вспомнила, куда его запрятала. «Я могла бы сказать маме. Она нашла бы ключ на цепочке. И простила бы меня. Только… ей теперь все равно. Когда ее дочь в таком месте».
Это заставило Тор понять: если так будет продолжаться, она сможет принимать посетителей. Они придут не к ее изуродованному телу, которое не может ни видеть, ни говорить, а сюда, в сознание, в сохранившуюся часть мозга. Можно в вир-пространстве создать приятное местечко, а там – свою живую версию, способную говорить, вернее, кажется, способную – с помощью кодированных мыслей. У нее ведь есть семья, брат, друзья. И даже может прийти Уэсли – только зачем ему приходить? Тор считала это невероятным, принимая во внимание, каким неглубоким он проявил себя перед этим ее злополучным полетом на цеппелине.
Вероятно, нет. Тем не менее она перебирала, что могла бы сказать – чтобы облегчить его положение, смягчить замешательство… или гневные слова, чтобы скрыть разочарование, если он не придет.
В основном она думала о таких вещах, чтобы быстрее шло время, пока устанавливали драгоценный шунт. Все это было так пронзительно и скучно, так болезненно и утомительно, что она не очень поняла, когда врачи попросили ее полного внимания.
Качество звука улучшилось.
Тор, мы считаем, что ваши субвокальные пути теперь должны работать. Попробуйте заговорить.
Она в пассивной неподвижности удивилась.
Говорить? О чем это они? С зашитым ртом, безгубым, с гримасой как у скелета… как я должна это сделать?
