В ту ночь к северу от реки Вай облачный покров наконец разошелся, и прибывающая луна засияла среди холодного блеска звезд.
Болота меняются каждый год и каждый сезон. Проложенные через них тропы меняются, твердая земля опускается и уходит под воду, островки надежной почвы то исчезают, то появляются. Важно не быть излишне уверенным, особенно в темноте. Не меняется только то, что топи повсюду очень опасны для всадников.
Это были не те болота южнее Великой реки, которые они с Цзыцзи знали, как родной дом, в котором оба выросли. Но долгие годы, проведенные в такой местности, рождают инстинкты и осторожность, которые действуют и в других подобных местах. И они действительно уже бывали здесь, когда подавляли восстание в тот сезон, когда их отправил в эти края Кай Чжэнь. Этим самым ему не дали принять участие в битве с сяолюй за Южную столицу, которую так и не взяли – по крайней мере, катайцы не взяли.
Он принял в свою армию десять тысяч мятежников из этих мест и лежащих южнее, так как эти болота тянулись почти до самой реки Вай. Трое из этих людей были сейчас с ним. Для них эта земля была домом в самом глубинном, самом значительном смысле этого слова: убежищем в час опасности. Местом, куда можно заманить врагов и уничтожить их.
Он сказал, что знает, как оторваться от преследующих их всадников. Но сделал даже больше. Именно поэтому историки – и легенды – включают этот эпизод, эту ночь и ту наблюдающую за всем луну в свои повествования.
Во время преследования убегающего врага на неожиданно встретившихся болотах в темноте возникает много трудностей. Одна из них заключается в том, что если возникает необходимость отступить, бежать по-настоящему или предпринять стратегическое отступление до утра, то большой группе всадников (каждый из которых ведет за собой пару коней) нелегко развернуться и найти дорогу обратно.
Даже самым лучшим наездникам в мире трудно повернуть назад на нетвердой дороге, в засасывающей топи или в неожиданно глубокой воде, на местности, чужой для обитателей пастбищ. Кони начинают паниковать, теряют опору под копытами и падают в густую, липкую грязь. Разные твари в болотной воде жадно хватают их за ноги и кусают, и тогда кони от страха и боли издают пронзительное ржание, встают на дыбы, опрокидывают друг друга – и сбрасывают своих всадников.
И если в них летят быстрые, смертоносные стрелы неизвестно откуда, с высоких холмов, даже если стреляет всего двадцать лучников (каждый из тех, кого привел с собой Цзыцзи, умел пользоваться луком), тогда начинается бойня, погибают люди и кони. А кровь, бьющие воздух копыта и громкий шум на ночных болотах привлекают других голодных тварей, а среди них есть довольно крупные.
И еще люди. На болотах всегда есть разбойники.
Те, кто находился ближе всех к этому месту, очень быстро поняли, что здесь происходит. Конское мясо всегда пригодится человеку в зимнее время, а вместе со многими из них жили дети и жены. У них были камни и тяжелые палки, ножи, старые, ржавые мечи, серпы, даже несколько луков. Мужчины, знающие, куда поставить ногу, могли осторожно и незаметно приблизиться к всадникам и прикончить раненого человека или животное.
Легенды обычно не описывают подробности таких жутких ночей. Как и картину смертоносного болота, утром, под зимним солнцем. Легенды повествуют о храбрости, спасении, славе, мести. О чести. А не о скользких слизнях на безглазом лице мертвого парня из степей, который уже лишился рук и ступней.
Никто из отряда Дайяня не знал, кто из алтаев, посланных в погоню за ними, был вождем, никто бы не узнал младшего брата военачальника, если бы даже увидел его. Все равно к утру его уже невозможно было узнать. Более поздние истории, рассказывающие о единственном сражении между ним и Жэнь Дайянем среди холмов, были всего лишь более поздними историями, и ничем больше.
Горстка алтаев все-таки спаслась – те, кто оказался в тылу своего отряда. Дайянь не отдал приказа пуститься за ними в погоню. Они должны были вернуться с рассказом о том, что может случиться со степными всадниками к югу от Ханьцзиня, иначе их бы убили на обратном пути. Возможно, их убьют их собственные вожди, когда они вернутся, – за то, что потерпели неудачу.
Его это не слишком заботило. Он обеспечил благополучие принца, и Шань, и своих людей. У них пострадавших не было. Ни одного. Он проследил, чтобы подобрали стрелы. Поискал разбойников, которые присоединились к ним в темноте, но они уже растворились в болотах, и он не мог их за это винить. Они вернутся, когда Дайянь и его люди уйдут. Он велел своим солдатам поймать как можно больше уцелевших коней.
Они зажгли факелы. Он осознал, что его люди теперь смотрят на него как-то иначе, с чем-то вроде благоговения, и что в глазах принца Чжицзэна появилось другое выражение.
Он подумал, не поговорить ли с принцем еще раз, воспользоваться ночной победой, чтобы снова настаивать на возможности остановиться в Цзиньсяне, собрать армии, прогнать всадников в степи, отвоевать Ханьцзинь, а потом и север.
Здравый смысл подсказал ему, что время для этого неподходящее. И в этом, как оказалось, он не ошибся. Принцы могут делать совсем другие выводы, чем от них ожидают, даже относительно тех мгновений и людей (и сражений), которые спасли им жизнь, подвели ближе к желанному трону. Чжицзэн ожидал смерти с того времени, когда они узнали, что преследователи их догоняют. Он жил в страхе с того момента, когда они ночью углубились в болото.
В темноте перед восходом солнца они разожгли костры, чтобы согреться, и выставили караульных, опасаясь тигров, рев которых слышали, но которых так и не увидели. Цзыцзи не отпускал шуток насчет тигров в ту ночь.
Они больше не боялись преследователей. Отсюда они поскачут быстро, но без излишней спешки. Они смогут отдыхать и спать.
Дайянь провел последние часы ночи с Шань, на высоком участке земли. Она уснула, прислонившись к его плечу, а он прислонился спиной к искривленному, поросшему мхом дереву. Он понял, что ему теперь все равно, увидят ли их. Она была необходима ему. Впереди у него будет немного таких возможностей.
Перед тем как уснуть, она сказала:
– Будь осторожен с принцем. – Он и сам думал так же.
Он спал недолго, беспокойным сном, проснулся до восхода солнца. Остался на месте, потому что она еще спала. Услышал голоса зимних птиц, когда небо начало светлеть и мир приобрел знакомый облик.
* * *
Ханьцзинь принадлежал им, но Вань’йэнь по-прежнему предпочитал ночевать в своей юрте. Он никогда не любил стен и не понимал, как он сможет к ним приспособиться и хочется ли ему этого.
На восходе солнца к нему пришел шаман в безрукавке из лосиной шкуры, с колокольчиками и барабаном у пояса, с раскрашенными глазами и двойными шрамами на лопатках.
– Я видел сон, – сказал он.
Вань’йэнь не любил своего шамана, но это не имело значения. Он устал, еще не совсем проснулся. Он откашлялся и сплюнул на землю рядом с костром. Сегодня утром потеплело. Снег растаял. Он выпадет снова.
