С чисто военной точки зрения это была хорошая идея. Но командир Жэнь решил, что она не сработает. Люди не могут выбирать времена, в которые живут, но они могут мужественно встретить свои дни и ночи. И ум тоже имел значение. Шань сказала это ему в их последнюю ночь.
У него имелись шпионы в войске алтаев, из тех, кого заставили строить суда. Эти люди рубили деревья и стучали молотками, низко опустив головы, но их уши были открыты, они слушали.
У него повсюду были разведчики, многие были разбойниками с болот, они всю жизнь учились скрываться (как и он сам) и достигли большого мастерства в умении быть незаметными. Он знал о судах, строящихся к западу от главного лагеря алтаев. Он знал их размеры, их количество. Он знал, где всадники намереваются предпринять высадку на южном берегу реки, так как это был единственный пологий береговой склон на протяжении пятидесяти ли.
Цзыцзи вместе с их лучшими воинами ждал их там. С теми, кто победил в битве к северу от Еньлина.
Варвары смертельно опасны в седле, никто не умеет скакать верхом лучше них, ни у кого нет таких коней. Но бросаясь в бой под гром копыт, они не такие хитроумные, как катайцы. Не такие умные, как он, как решил Дайянь.
Ты выигрываешь войны, ты защищаешь свой народ тем, чем можешь, всеми возможными способами. В их число входил сбор людей и судов еще дальше по течению реки и убийство любого всадника, который рисковал забираться так далеко во время вылазок верхом. И они это делали. Они делали это с жестокой радостью. Никого не пытали и не калечили (они же не варвары), но ни один из этих всадников не вернулся на восток вдоль реки или домой, в степь.
Потом пришло известие: маленькие лодки несут к берегу. Это случится сегодня ночью, первая высадка намечена на время восхода солнца.
Он знал, что Цзыцзи получит такое же сообщение и что он поймет свою задачу. Это не значило, что он сможет это сделать или что Дайянь сможет, здесь, на воде, но такие сомнения нужно держать при себе. Никому из твоих людей не нужно их видеть или слышать их от тебя. Армия побеждает, когда верит, что может победить. Или, может быть, когда люди думают о том, что случится, если они этого не сделают.
«Здесь они остановятся, – сказал Дайянь своим солдатам и матросам на реке. – Здесь течение повернет обратно».
Красное солнце садилось в длинную гряду облаков. Дождь еще не начался. Они отвязали свои суда и отплыли. Он прокричал свои слова так громко, как мог, и услышал, как их повторяли, как они эхом неслись от лодки к лодке, доходили до тех, кто находился вне предела досягаемости его голоса.
«Главнокомандующий» – так они его называли к этому моменту. Никто не считал его молодым той весной. Они считали его человеком, который может спасти Катай.
Мальчики моложе, чем был он, когда покинул свою деревню, с лицами, от ужаса похожими на застывшую маску, фермеры и работники, бандиты, рабочие с соляных и железных рудников, люди с юга и с его родного далекого запада, обездоленные северяне, бежавшие из сожженных городов и деревень, – все пришли к Жэнь Дайяню.
Всадники знали о разбитой армии Катая. Они уничтожили большую часть их войск прошлым летом и осенью. Они не знали и не потрудились узнать, сколько человек в новой армии, формирующейся на рисовых полях юга, как и о речных судах, строящихся западнее того места, где они должны были переправиться через реку в двух местах.
Они дорого заплатили за это, на реке и возле реки, когда занялся рассвет дождливого дня.
«Можно научиться ждать», – думал Цзыцзи. Это искусство нельзя усвоить из военных учебников или разговоров в казармах. Нужно участвовать в боях, командовать, сдерживать своих нетерпеливых, испуганных солдат до того момента, когда внутренний голос заговорит с тобой и скажет: «Пора. Теперь – вперед».
Он услышал в своей голове этот голос над берегом реки и послал вперед лучших лучников и пеших солдат, какими располагал Катай. Солдат с их смертоносными для коней мечами и лучников, обученных, среди прочих вещей тому, как защищать стрелы и тетиву и убивать с их помощью под дождем.
На этом берегу алтаи были преимущественно пешие, всего несколько коней успели переправиться через реку. Теперь вопли с реки стали громкими, в них слышалась паника, а свет становился все ярче, что позволяло лучникам выбирать цели со своего места на дальнем склоне, среди кустов и низких деревьев, под защитой находящихся впереди солдат.
Лучники атаковали первыми – быстро чередующиеся залпы выкашивали алтаев, когда некоторые из них пытались подняться на склон. Другие беспомощно повернули обратно, к воде, где их соратники погибали в лодках.
Цзыцзи мог себе представить их ужас, их ярость: они попали в ловушку и умирали в воде, вдали от своих пастбищ, на этой мокрой неровной земле. И это противоречило всем ожиданиям – после столь легкой кампании, которая привела их на юг, когда они уже были твердо уверены, что Катай принадлежит им.
– Теперь вперед! – взревел Цзызци. Он слышал, как эти слова подхватили командиры и передавали дальше. Его охватила ярость битвы, питаемая воспоминаниями о севере, о том, что творили эти варвары. Он видел пожилую женщину, лежащую перед уединенным сельским домом на дорожке у своей двери. Отрубленные руки, ступни и голова лежали рядом с ней, а живот был вспорот. Всадники хотели запугать, внушить ужас. Они с Дайянем это обсуждали, объясняли другим. Они это понимали – страх как тактика войны. Но это не гасило желания убивать, оно гнало их вперед, как приливная волна гонит воду в узкое устье реки.
Ход сражения изменился. Когда он со своим наземным войском двинулся вперед, их лучники вынуждены были прекратить стрельбу: они оказались в арьергарде. Они выбирали тех алтаев, которые прорвались и бросились на них, чтобы бежать на юг, так как в воде спастись было невозможно.
По правде говоря, план переправы через реку был хорошо продуман. То есть хорошо для степных всадников, которые вели войну с помощью страха и яростных наскоков. Но победоносная империя Катая более тысячи лет вела войны и подавляла восстания – и то, и другое было описано, а у этой Двенадцатой династии все еще имелись командиры, здесь, на этом берегу, и на реке.
С переполненным яростью сердцем Цзао Цзыцзи вышел из своего укрытия и повел солдат на штурм алтаев на берегу реки, на тех, которых послали сюда первыми, чтобы захватить место высадки.
Они его не захватили. Они храбро сражались, эти варвары. Невозможно отказать им в мужестве. Но эта засада на рассвете под дождем была такой неожиданной и яростной. Все должно было сложиться совсем не так. Даже храбрые люди при виде надвигающейся гибели теряли мужество.
Люди Цзыцзи налетели на них, подобно катящемуся вниз срубленному дереву. Его солдаты были изначально пехотинцами, они сражались с людьми, которые свободно чувствовали себя верхом на коне (и только верхом). А река и мокрый склон означали, что им некуда бежать.
На воде некоторые лодки алтаев проскользнули к береговой линии, люди пытались выбраться на сушу и присоединиться к сражению. Его лучники, без удивления увидел Цзыцзи, уже среагировали на это. Стрелы летели через головы сражающихся на берегу, поражали тех, кто пытался выбраться из лодок. Кони погибали тоже, хотя он видел, как некоторые из них выбираются на берег. Ему не нравилось убивать коней, но это война, она должны быть жестокой. Разве война может быть другой?
