Верхом лучше, хотя этот конь готов пасть под ним. Он пустил его шагом, у него не осталось другого выхода. На дороге никто не появлялся. Известие о войске алтаев у реки, должно быть, напугало людей.
Поздним утром он догнал одинокую повозку, запряженную волами. Он убил старика-погонщика, оставил его лежать, раскинувшись на своем сиденье. Однако повозка оказалась пустой, у погонщика не было еды, не было даже фляги с вином.
Юнь’чи начал опасаться разбойников в лесах, мимо которых проезжал. В конце концов, он был один. Он старался вести себя как можно осторожнее, хотя из-за страшной усталости и страха это было трудно.
Сразу после полудня дождь прекратился. Тучи начали расходиться, и он увидел солнце. Все еще было холодно. Ветер дул ему в спину. Он слышал пение птиц. Казалось, они над ним смеются. Он гадал, погиб его сын или нет.
Через некоторое время он увидел дым, поднимавшийся из трубы фермерского дома. Они всю зиму совершали набеги на одинокие фермы, брали все, что хотели, в том числе женщин, оставляя после себя пепел и трупы. Сквозь усталость Юнь’чи ощутил прилив гнева. Люди, живущие здесь, вдали от реки, не доставят его на север, но у них должна быть еда, а дым означал тепло – и возможность отомстить.
Он смог бы накормить коня. Возможно, найти седло. Он заговорил с конем, сказал, что им осталось проехать совсем немного. Он называл его «мое сердце» – так он обращался к каждому коню, на котором ездил, с самого детства.
Цзыцзи пристально посмотрел на Дайяня, когда тот вышел на берег. Кажется, он не ранен. Его самого ранили в левую руку, он не запомнил, когда именно.
Они поручили своим людям собрать коней и вытащить суда на берег. Им нужно будет снова переправиться на северный берег или поплыть вниз по течению, в зависимости от того, какие вести придут с востока.
Засада удалась, будто Царица-мать Запада, глядя вниз из своих чертогов, решила, что Катай заслужил победу сегодня утром в качестве небольшой компенсации за все, что произошло недавно.
– Другой берег? – спросил он. – Их всадники, которые не погрузились на суда?
– Мы скоро должны получить сообщение, – ответил Дайянь.
Вокруг них в грязи повсюду лежали мертвые тела, кричали раненые. Их солдаты подбирали своих воинов и убивали врагов на месте. Пленных они не брали. Небольшая группа телохранителей стояла рядом с ними двумя, следя за тем, чтобы никто из всадников, притворяющихся мертвыми, не мог внезапно вскочить и напасть на человека, который привел их сюда и поведет отсюда дальше.
Дайянь сказал бы, что речь идет о двух людях, но это было неправдой.
На северном берегу возле того места, откуда алтаи спускали на воду свои суда, Дайянь разместил еще один отряд солдат. Они переплыли реку две недели назад и прятались, выжидая.
Если все пойдет хорошо, эти солдаты должны напасть на оставшихся алтаев после того, как большинство всадников сядут в лодки и поплывут вместе с конями. Они должны нанести удар по врагам между высоким берегом и водой.
Как они сделали здесь. В битве выше Еньлина прошлой осенью их двуручные мечи и спрятанные лучники вызвали хаос. Этим утром победа была, насколько мог судить Цзыцзи, еще более сокрушительной. Они захватили много коней – сами удивлялись такой удаче. Он посмотрел на небо. Дождь превратился в мелкую морось, тучи уплывали прочь. Скоро они увидят солнце.
«Следующий важный момент, – сказал Дайянь, – наступит тогда, когда Вань’йэнь получит сообщение об этом поражении, о том, что он сделал с его армией ниже по течению на дальнем берегу. Возможно, охваченный яростью, он решит переправиться туда. У него есть суда, они их строили несколько недель».
Главнокомандующий Жэнь Дайянь сказал, что ночью он видел сон и молился, чтобы предводитель алтаев сделал именно это – попытался переправиться через Великую реку и высадился прямо перед собранными там большими силами лучников и пеших солдат, перед Дайянем и Цзыцзи. А суда приплывут вниз по реке вместе с их людьми.
Цзыцзи знал, что солдатами на противоположном от алтаев берегу руководит способный командир. Он знает, как уничтожить всадников в лодках, приближающихся при свете дня.
Он увидел, что выражение лица Дайяня изменилось.
– В чем дело?
– Я кое о чем подумал. Смог ли кто-то из них убежать, обойти вас?
– Я уверен, некоторые убежали. Но это одиночки, или их очень мало, они отрезаны от…
Он осекся. Его обдало холодом.
– Дай, я сам туда поеду, – сказал он.
– Нет. Поеду я. Достань мне коня! – рявкнул Дайянь одному из их телохранителей. Тот поразился, потом пустился бежать.
Цзыцзи покачал головой.
– Ты не можешь! Ты должен быть здесь и командовать. Возможно, тебе придется переправиться через реку или поплыть вниз по течению. Мы не знаем.
– Нет, я должен…
– Дай! – сказал Цзыцзи. – Я поеду. Прямо сейчас. Так быстро, как смогу скакать. Я тебе обещаю!
Дайянь пристально посмотрел на него, рот его был сжат в тонкую полоску. Он перевел дыхание.
– Пожалуйста, – произнес он, потом повторил это еще раз.
Цзыцзи собрал дюжину людей, нашел коней. Они поскакали на восток, очень быстро, но к тому моменту было уже позднее утро.
Глава 27
Шань проснулась с мыслью о муже. Она плакала, выплывая из странного, вязкого сна: они с Ваем в обширной гробнице, живые, среди терракотовых воинов, охраняющих давно умершего императора. Вай все смотрит на чудеса вокруг них, потом поворачивается к ней, и его лицо…
Несколько дней назад пришел ответ на запрос Лу Чао, у которого еще остались свои источники на разрушенном севере. Ханьцзинь уже не горит, его восстанавливают – руками катайцев, конечно. Завоеватели разрешили хоронить мертвых, теперь они даже настаивают на этом. Они хотят, чтобы жизнь возобновилась, чтобы платили налоги и дань. Священнослужители делают все, что в их силах, чтобы узнать имена погибших и сосчитать их.
Тела Ци Вая и его родителей опознали. В письме больше ничего не говорилось – наверное, это и к лучшему, принимая во внимание то, какие доходили слухи.
Спросив разрешения, она поставила свечу за мужа рядом со свечой за родителей на алтарь поместья «Восточный склон». Кажется, эта ферма теперь ее дом. «Незаслуженный подарок судьбы», – думает она.
Поэт был вместе с ней, когда она проводила первые обряды у алтаря. Он тоже прочел молитву, потом молча стоял, опираясь на палку, в знак почтения к ее мертвым. Одну свечу, несколько в стороне от остальных, он зажигал последней, как заметила Шань. Она не задавала вопросов.
В то утро в конце зимы ее охватило удивление, что она жива, что Лу Чэнь жив, что они стоят здесь. Она положила серьги своей матери на алтарь, снова взглядом попросив у него позволения.
