Армия у Великой реки обозначила крайнюю точку, до которой алтаям суждено было проникнуть вглубь Катая. Тот день на реке имел большое значение. Бывают такие дни.
Смерть некоторых людей может показаться не слишком важной. Расходящиеся после нее волны кажутся ограниченными в пространстве, словно в маленьком пруду, они затрагивают только одну семью, ферму, деревню, храм. Этот воображаемый пруд слишком маленький, незаметный, волна лишь пошевелит несколько лепестков лотоса, они подпрыгнут и снова замрут неподвижно.
Но иногда слишком ранняя смерть не позволяет жизни расцвести позже. Сливы цветут в начале весны, персики – позже. Бывают жизни, которые начинаются медленно, по многим причинам. Лу Ма, сын великого поэта, так и не сдавал экзамены, он стал совершеннолетним во время первых ссылок отца и дяди, потом настоял на разрешении сопровождать отца в его последнюю ссылку, которая, как ожидали, его убьет.
Мы не можем быть хоть в какой-то степени уверенными, каким мог бы вырасти человек. Мы размышляем, делаем выводы, горюем. Не каждый герой или лидер в юности подает большие надежды, к некоторым слава приходит поздно. Иногда блестящий отец и дядя могут служить ему примером при выборе пути, но их достижения могут также долго преграждать путь.
Лу Ма был добрым и честным, его уважали, он был несказанно отважным, его мудрость росла с годами, у него было любящее сердце. Он был трудолюбив, обладал лукавым юмором, он приобретал знания, слушая других. Его щедрость, известная сначала только самым близким людям (пруд, подпрыгивающие цветы лотоса), была очень большой, она определяла его личность. Он ездил на север вместе с дядей. Он не был поэтом, не всякий может им быть.
Он умер слишком молодым во время войны, в которой погибло слишком много людей.
Нам, ограниченным рамками времени, не дано знать, как могли бы измениться события, если бы погибшие не умерли. Мы не можем знать завтрашний день, не говоря уже об отдаленном будущем. Шаман может утверждать, что видит туманное будущее, но большинство из них (подавляющее большинство) в действительности на это не способно: они отправляются в мир духов, чтобы найти ответы на сегодняшний день. Почему этот человек болеет? Где найти воду для стада? Какой дух гневается на наше племя?
Но иногда рассказчики претендуют на точность. Они берут на себя больше, чем положено смертным. Рассказчик у горящего очага, или собравший толпу на базарной площади, или водящий кистью по бумаге в тихой комнате, глубоко погрузившись в свой рассказ, в ту жизнь, которую он описывает, обманывает сам себя и верит, что обладает сверхъестественным знанием духа лисы, речного духа, призрака, бога.
Он говорит или пишет такие вещи, как: «Мальчик, убитый во время нападения алтаев на лагерь цзэни, вероятно, стал бы великим вождем своего народа, он мог бы изменить север».
Или: «Лу Ма, сын поэта, был одним из тех, чьи личные пристрастия склоняли его к тихой жизни, но чувство долга и большая, все взрастающая мудрость, привели бы его ко двору императора. Он был потерян для Катая, и это имело значение».
Как бы смело человек ни заявлял это или ни писал, это остается мыслью, желанием, стремлением, мечтой, рожденной горем. Мы не можем знать.
Мы можем сказать, что Ма умер слишком рано, как и О-Янь из племени цзэни, младший брат их кагана, убитый во время первой атаки в период восстания в степях. И мы можем думать о волнах и течениях, и удивляться странности найденных закономерностей – или построенных. Первая смерть на севере и смерть в самой южной точке вторжения алтаев, в годы Двенадцатой династии, когда перекраивали карты.
Но с другой стороны, карты всегда перекраивают. Длинная стена когда-то была надежной, тщательно охраняемой границей великой империи. Мы оглядываемся назад и смотрим вперед, но живем в то время, которое нам отведено.
Лу Ма похоронили на семейном кладбище, на возвышенном участке поместья «Восточный склон», так как известно, что высокая местность лучше всего для духов умерших. Могилы там укрыты тенью кипарисов и сладких груш, потому что в старых, очень старых стихах говорится:
Дерево сладкой груши —
Никогда не срезайте ветви,
Никогда ее не рубите.
Под ней покоится Шао.
С этого места открывается вид на речку на востоке, и в ясный день оттуда, сверху, стоя среди мертвых, можно иногда увидеть полоску Великой реки на севере.
По традиции, во время погребения, из древнего страха перед миром духов, все члены семьи, кроме одного, послушно повернулись спиной, пока рабочие фермы опускали тело Лу Ма в могилу.
Тем не менее, все видели, что его отец не отвернулся, а стоял и смотрел, как его сын уходит в землю. Позже он сказал, что совсем не боится духа Ма. И рассказчик мог бы задать вопрос: «Почему он должен был его бояться? Почему он вообще должен бояться духа своего сына до конца своих собственных дней?»
Глава 28
Новый первый министр Катая, который служил новому императору в его новой имперской столице Шаньтун у моря, часто гадал, не управляет ли всеми ими один покойник. А именно – его отец.
Хан Сень иногда представлял себе, что даже то, чем его подход к службе при дворе отличается от подхода отца, вполне возможно, намеренно формируется отцом. Старик был очень хитер: он мог сделать своего сына достаточно независимым, позволить думать, будто он имеет свое собственное мнение, но вложить в это мнение отцовскую волю и жизненный опыт.
Сень знал, потому что отец недвусмысленно объяснил ему тогда, что назначение Кай Чжэня на должность первого министра в период перед «Ханьцзиньским бедствием» само по себе было военной хитростью.
Слепой старик предчувствовал наступление этой катастрофы и не хотел, чтобы сын стал его преемником и вынужден был разбираться с ее последствиями. Сеня отослали на юг до того, как алтаи добрались до Еньлина и до поместья «Маленький Золотой Холм». До того, как его отец погиб там.
Сень не хотел уезжать, протестовал. Но позиция для него была выбрана точно, и когда принц прибыл в Шаньтун, он уже находился на юге, в этом самом городе. Фигура на шахматной доске.
Его пригласили ко двору еще до того, как возник настоящий двор императора, и попросили принять пост, который он сейчас и занимал. Чтобы взять на себя заботы нового правления вместе с августейшим и высочайшим императором Чжицзэном, которого раньше народ прозвал Принцем Цзэнем, в честь героя былых времен.
Людей легко обмануть. Всем нравятся легенды. Сень не считал этого императора героем, но вряд ли какой-нибудь первый министр когда-либо считал героем императора, которому служил. С другой стороны, он и себя не считал героем. Разве он не остался бы (и не погиб) в поместье «Маленький Золотой Холм» со своим отцом, если бы был героем?
И все же он делал все, что мог, чтобы сшить разорванную ткань империи. Можно сказать, что это трудно. Огромные пространства земли на севере разорены, повсюду голод. Алтаи на всем пути до Великой реки совершали набеги, пока не повернули обратно после чудесной, неожиданной победы.
