В городе, где он родился, в его честь воздвигли стелу. Он представлял себе ее поверженной, разбитой, заросшей травой, а высеченные слова похвалы затерянными во времени и в памяти мира.
Он смотрел на жену, слышал неутихающий плач женщин на другом конце двора.
– Ты хотела, чтобы я убил его в Гэнюэ? Возле императора и стоящих там стражников? – он легко изобразил сарказм и иронию, но сейчас был не в лучшей форме и понимал, что она не это имела в виду.
Она подняла голову.
– Я хотела, чтобы его отравили, еще год назад. Я тебе об этом говорила.
Говорила. Кай Чжэнь сознавал, что из них двоих ее можно назвать более мужественной, более прямой. Он был склонен использовать хитрость, наблюдать, не предпринимать ничего напрямую. Слишком женственный, если верить теории последователей Чо. Но он всегда утверждал (и верил), что при этом дворе, при любом катайском дворе, обычно побеждает самый ловкий.
Если не произойдет то, что случилось сегодня утром.
– Дело в армии, жена. Когда генералы У Туна потерпели…
– Нет, муж! Когда У Тун потерпел неудачу! И именно ты поставил евнуха во главе армии. Я говорила, что это ошибка.
Говорила. Как это ни печально.
– Он раньше выигрывал битвы! И он самый верный из моих союзников! Он мне всем обязан, у него никогда не будет семьи. Ты бы предпочла командующего, который всю славу припишет себе? И, вернувшись домой, потребует себе власть?
Она хрипло рассмеялась.
– Я бы предпочла командующего, который возьмет на осаду соответствующие орудия!
В этом все дело.
Ему очень не понравились интонации своего собственного голоса, когда он произнес:
– Это все садовник! Если бы его не было…
– Так был бы кто-нибудь другой. Тебе необходимо было донести на У Туна, муж! Как только мы об этом узнали. Прежде, чем кто-нибудь донесет на тебя вместе с ним.
Именно это и произошло.
– И тебе нужно было организовать убийство старика, – прибавила она ледяным тоном.
– Он уже собирался уйти! – воскликнул Чжэнь. – Это было согласованно. Он хочет удалиться от дел. Он почти ничего не видит! Зачем рисковать, убивая его, когда все само шло к нам в руки?
Он намеренно использовал слово «к нам». Он неспособен был бороться, когда она в таком настроении. Она была слишком свирепой, он – слишком охвачен отчаянием. Иногда подобные схватки его возбуждали, и ее тоже, и они заканчивались переплетением на полу их обнаженных тел, или она садилась на него верхом, а он откидывался на спинку кресла из сандалового дерева. Но не сегодня. Сегодня она не собиралась заниматься с ним любовью.
Ему пришла в голову мысль – подобная клинку, – что он мог бы покончить с собой. Может быть, оставить письмо с просьбой о прощении и милосердии к своим юным сыновьям? Им еще могут позволить жить в Ханьцзине, при дворе.
Ему не хотелось это делать. Он был не таким человеком. У него промелькнула мысль, что это Юлань была такой. Она могла легко открыть рот, прямо сейчас, в этот момент, и сказать ему, что ему нужно умереть.
Она действительно открыла рот и сказала:
– Может быть, еще не поздно.
У него подкосились ноги.
– Что ты имеешь в виду?
– Если старик умрет прямо сейчас, императору понадобится первый министр немедленно, тот, кого он знает, способный управлять. Он может даже решить…
Иногда ему доставляло удовольствие, облегчение, почти сексуальное наслаждение видеть, что она так сильно ошибается, что стрела ее мысли так далеко отклонилась от цели.
– В Ханьцзине есть полдюжины таких людей. И один из них – сын Хан Дэцзиня.
– Сень? Этот ребенок?
Настала его очередь рассмеяться горьким смехом.
– Он почти одних лет со мной, женщина!
– Он все еще ребенок! Он под контролем своего отца.
Тогда Кай Чжэнь посмотрел мимо нее, в окно, на деревья во дворе. И тихо произнес:
– Мы все под контролем его отца.
Он увидел, как ее пальцы сжались в кулаки.
– Ты сдаешься? Ты просто собираешься отправиться туда, куда тебя пошлют?
Он махнул рукой.
– Наказание не будет жестоким. Я почти уверен в этом. Нас могут выслать всего лишь за Великую реку, домой. Люди возвращаются из изгнания. Хан Дэцзинь вернулся. Си Вэньгао на время вернулся. Мы уже побывали в ссылке, жена. Именно тогда я изобрел «Цветы и камни». Ты это знаешь. Даже Лу Чэня сегодня утром приказано вернуть с острова Линчжоу.
– Что? Нет! Он не может…
Она осеклась, явно потрясенная. Он рассказал ей о событиях этого утра, о его изгнании, но не об этом. Его жена питала к поэту смертельную ненависть. Он так и не узнал, за что.
Он усмехнулся невесело. Странно, ему доставляло удовольствие видеть ее загнанной в ловушку. Она тяжело дышала. И уже не казалась ледяной. Она стала такой желанной – внезапно, несмотря ни на что. Это была его слабость. Она была его слабостью.
Он видел, что она уловила, через несколько мгновений, перемену в нем, точно так же, как и он в ней. В этом они стоят друг друга, подумал он. Они вознесли друг друга на вершину высшей власти. А теперь…
Жена сделал шаг к нему. Прикусила губу. Это всегда сулило последствия. Это движение, само по себе или наряду с другими, что-то значило.
Кай Чжэнь улыбнулся, и одновременно его сердце забилось быстрее.
– Все будет в порядке, – сказал он. – Возможно, мы потеряем немного времени, но для нас это еще не конец, жена.
– Кое-кому другому – конец, – произнесла она. – Ты должен разрешить мне одну смерть.
– Только не старика. Я тебе уже говорил. Это слишком…
– Не старика.
Он ждал.
– Той девушки. С ее письма все это началось.
Он снова изумился. И уставился на нее.
– Она – это позор, – продолжала Юлань. – Позор для порядочных женщин. Она предлагала научить нашу дочь писать стихи!
– Что? Я этого не знал.
– Они встретились на пиру. Ти-юй сказала ей, что поэзия – это неподобающее занятие для женщины. А эта Линь Шань посмеялась над ней.
– Я этого не знал, – снова повторил он.
– А теперь… теперь она написала письмо, которое стало для нас катастрофой!
«Это не совсем так», – подумал Кай Чжэнь, но его холеная, сверкающая жена сделал еще шаг вперед. Теперь на нее упал луч света.
– Действительно, – вот и все, что он смог выговорить.
– Оставь это мне, – прошептала Юлань. И он понял, что это подразумевает многое.
С этими словами она подошла прямо к нему. Она была не настолько ниже его ростом, чтобы ей было трудно притянуть его голову к себе своими тонкими руками. Она укусила его губу, как часто делала, когда они начинали. Часто кусала до крови.
