Старик ответил вопросом на вопрос:
– Что вы там обнаружили? Что мне необходимо знать?
Интересно, что Хан Дэцзинь так поставил вопрос, находясь в далеком поместье, удаленный от власти. Но, с другой стороны, если подумать, возможно, он не так уж далек от нее.
И Дайянь ответил:
– Мой господин, ходят слухи, будто Восточная столица уже пала под натиском алтаев. Никто точно не знает, где император сяолюй.
Очевидно, этого они тоже не знали.
– Вы в это верите? Что город пал? – на этот раз вопрос задал Сень.
– Это кажется маловероятным, так быстро. Но все об этом говорят, и все очень встревожены.
– Этого следует ожидать, правдивы слухи или нет, – это опять сказал сын тихо и четко.
Дайянь кивнул головой.
– Согласен, мой господин.
Через несколько секунд заговорил старик, словно размышляя вслух.
– По-видимому, вы – человек полезный, Жэнь Дайянь. Вы проявляете инициативу. Жаль, что я не мог вас использовать в прошлые годы.
Дайянь коротко улыбнулся.
– Я был разбойником на болотах, мой господин. Полагаю, вам это известно. Не слишком хороший помощник для первого министра Катая. Кроме того, я большой почитатель Лу Чэня.
– Как и я. Он наш лучший поэт.
– Даже на острове Линчжоу? – в этих словах прозвучал вызов.
– Он написал там прекрасные стихи, – произнес старик мягко. – Я приказал его освободить.
– Только после того, как пал Кай Чжэнь. И сколько лет прошло?
– Ну, ладно. Колеса империи иногда вращаются медленно, к сожалению.
– В армии командиры несут ответственность за ошибки своих подчиненных.
– Не всегда. Вам это известно, – ответил старик. – Отчасти поэтому вы здесь. – Хан Дэцзинь повернулся к Цзыцзи, его глаза были молочно-белыми, невидящими. – Поделитесь со мной, заместитель командира Цзао, своими мыслями по поводу вылазки вашего командира на другой берег реки.
Он менял тему, но не только. Цзызци прочистил горло. Такие моменты случались: люди пытались его оценить. Он мог укрыться за невнятным бормотанием скромного солдата. Но ему не хотелось.
– Я считал ее глупостью, и так ему и сказал. Его чуть не поймали. Он убил солдат, украл двух коней, создал конфликт на границе. Там находился член императорского клана, он мог погибнуть. Это потребовало бы ответных мер. У пограничного гарнизона мало сведений. И на них не стоит полагаться в любом случае.
– Вы разрешаете ему так о вас говорить?
Сень смотрел на Дайяня. Выражение лица командира гвардейцев, того, который руководил засадой, говорило о том, что у него возник тот же вопрос.
– Он мой друг, – ответил Дайянь.
Старик кивал головой.
– Друзья – это хорошо. У меня было мало людей, которым я доверял. Теперь только мой сын, он один.
И поэтому, разумеется, Дайяню пришлось открыть рот и спросить:
– Тогда почему он не первый министр?
Цзыцзи вздрогнул, постарался это скрыть. «Ох, Дайянь», – подумал он.
Лицо Сеня из изумленного стало гневным. Старик остался добродушным, на его лице не отражалось ничего, кроме задумчивости.
– Очень просто, – ответил он. – Потому что он лучше послужит Катаю в качестве следующего первого министра, если мы сейчас начнем войну и она закончится плохо.
«Прощай, осторожность», – подумал Цзыцзи. Он пытался понять, почему Дайянь и старик настолько откровенны друг с другом. И не мог. Он не мог в этом разобраться.
– В случае неудачи кто-то должен быть виновным? – спросил Дайянь.
– В случае неудачи кого-нибудь нужно сделать виновным, – ответил старик. Рядом с ним стояло вино. Он осторожно взял его и сделал глоток. – Вам известны слова Мастера Чо: «Место мудреца не во главе людей, чтобы вести их в будущее, он приходит после, собирая сокровища, потерянные или брошенные по дороге».
– Но нам все же нужны лидеры, – сказал Дайянь.
– Нужны. Это не всегда мудрецы.
– Да. Но нам они все равно нужны, – Дайянь заколебался, и Цзыцзи вдруг понял, что сейчас произойдет. – Мой господин, я всю жизнь… с ранней юности я знал, что мне предстоит сыграть роль в борьбе за наши реки и горы.
– Четырнадцать префектур?
– Да, мой господин.
Старик добродушно улыбнулся.
– Многие мальчики мечтают о таких вещах.
Дайянь покачал головой.
– Нет, я до сих пор уверен в этом, мой господин. Я верю, что отмечен для этого.
«Вот оно», – подумал Цзыцзи.
– Отмечен? – спросил Хан Сень.
– Господа, я прошу разрешения снять тунику перед вами. На это есть причины.
Две пары приподнятых бровей, затем старик кивнул.
И Дайянь показал им татуировку на спине, надпись, сделанную рукой императора, и рассказал о том, как это случилось. Сын описал иероглифы отцу. В его голосе звучало благоговение.
Дайянь снова надел тунику. В тишине первым прозвучал голос Хан Сеня.
– Откуда у вас такая уверенность? Всю жизнь, вы сказали?
«Он задал этот вопрос очень настойчиво», – подумал Цзыцзи. Может быть, потому, что у Сеня нет такой уверенности?
Он увидел, что его друг пытается ответить.
– Я не знаю. Мне не следовало быть таким, если вы об этом спрашиваете. Возможно ли… может ли человек быть рожден в этот мир, чтобы стать чем-то, ради чего-то?
– Да, – ответил старик. – Но даже если это так, это не всегда происходит. Слишком многое может помешать. Мир делает то, что он делает. Наши мечты, наша уверенность разбиваются друг о друга.
– Подобно мечам? – спросил Дайянь.
Старик пожал плечами.
– Подобно мечам, подобно амбициям при дворе.
– И это возвращает нас к совету во дворце? – спросил Дайянь.
– Возможно, – ответил старик. И улыбнулся.
– Я уже задал вам вопрос. Как вы собирались сделать так, чтобы нас допустили в их палату? И почему? Если вам угодно, мой господин.
И старик, наконец, рассказал им о дереве.
Он сделал это, пока они пили яблочное вино и брали из маленьких тарелочек еду в летний день у него в саду. Снова, как со стрелой в Гэнюэ, казалось, что их интересы не одинаковы, но их можно направить в одну сторону. И старик, двигая фигуры на шахматной доске, возможно, и сейчас видел дальше все остальных.
Цзыцзи, слушая, поймал себя на том, что вспоминает болота, те дни, когда их амбиции не простирались дальше, чем найти еду, выжить в холодные ночи, устроить засаду компании торговцев, а может быть, отряду «Цветов и камней».
