Что происходило, как все это следовало понимать? Временами робко зарождалась надежда, но он решительно отметал ее. Какая надежда, если это наверняка забава и хитрость императора, приказавшего провести его по кругу дворцовыми подземельями, внушить тщетные ожидания… а потом бросить назад в камеру и вновь отдать палачам… Но время тянулось, и наконец он убедился, что они шли не по кругу. Он ведь неплохо знал лабиринты коридоров, залов и закоулков, расположенных под дворцом. И понял, что они миновали их пределы и продолжают двигаться почти по прямой на восток, – это подсказало ему воинское чутье. Но вот куда? Этого он по-прежнему не понимал. Однако надежда зашевелилась немного уверенней.
И вот они достигли какой-то старой двери, последней среди несчетного множества. Молчаливый спутник повернул ключ в замке, а когда дверь со скрипом открылась, вытолкнул Шаскару через порог. Дверь за его спиной тотчас захлопнулась.
Он стоял в задымленном переулке на задворках продуктового рынка, среди гниющих отбросов и смрадной дряни. В небесах занимался рассвет. Дверь, из которой он вышел, – маленькая, ржавая, неприметная – была почти не видна в темном углу. Судя по виду, ее не открывали лет сто.
Так он что, был свободен? Или сейчас из-за угла выскочат солдаты и с хохотом поволокут его назад, в подземелье? Шаскара дошел до конца переулка и выглянул на знакомую улицу. Так и есть – восточный квартал. Эту улицу они называли Оружейной.
Только теперь он посмотрел на себя самого. Тощий, оборванный, израненный… Но, кажется, в самом деле свободный.
Восторг переполнил его сердце. И самой первой мыслью было – разыскать семью.
* * *
Сердце Бартелла все еще тяжело колотилось. Напряжение боя нелегко далось ему. Что ж, он как-никак свалил троих. Впервые с того солнечного судьбоносного дня он вступил в схватку с врагами – и победил. Его разум обрел ясность, и даже зрение обострилось. Не сумев спасти тех детей, он все-таки оборонил девочку. Бартелл нашел ее глазами. Эм сидела, прижавшись спиной к каменной стене, и, по обыкновению, играла золотыми зверюшками на вуали. С этой вуалью она не расставалась. Недавно купленная одежда была уже грязной, штанишки оборвались, измялись…
В голове как будто защелкали и встретились зубьями шестеренки. «Хватит уже мне бегать и прятаться. Я вернусь в мир, чем бы это ни кончилось. И девочку выведу. Найду своих врагов – и убью».
Он вспомнил Фелла, единственного своего товарища, так и не пожелавшего от него отказаться. Воспоминание вызвало улыбку. Воинов, равных Феллу, на свете не существовало. Этот и Бессмертного убьет. Как-то он справляется с неизбывной виной, с потребностью спасти того, кого спасти невозможно? «Я его непременно найду, если только он жив». И тут в памяти полыхнуло: Бартелл вспомнил, где видел клеймо в виде полумесяца.
Новая решимость придала сил. Он поднялся:
– Эмли…
Девочка резво вскочила.
Бартелл не знал только, как поступить с тремя мертвецами. Заставить себя сбросить их в поток он так и не смог. Пришлось в итоге оставить на месте. Две молодые женщины и мальчишка, нашедшие могилу в темноте катакомб Города… Бартелл вознес краткую молитву воинским богам льда и огня, испрашивая всем троим невозбранного входа в Каменные Сады. Надежда на это, впрочем, у него была слабая. Годы сражений убедили его в жестокости и коварстве богов. Какое у них может быть милосердие?
Забрав из трещины факел, он нашел ладошку Эм, и они зашагали тоннелями обратно к Дробилке. Дорога была почти прямая, он и без девочки не ошибся бы.
Когда они достигли запруды, он, к изумлению Эм, подхватил ее на руки и понес. Влезая по крутым скользким ступеням и двигаясь по мосткам, Бартелл осторожничал гораздо больше обычного. Приостановившись на самом верху, осмотрел механизм. Теперь в воде вращалось девятнадцать цилиндров – дыра на месте отсутствующего напоминала выбитый зуб. Оттуда, где он стоял, были хорошо видны крупные скопления мусора, мчавшиеся сквозь Дробилку. Порожние мешки, трупы бродячих животных, брошенная одежда… Бартелл спустился по ту сторону и пошел дальше, миновав сперва место, где можно было говорить, а потом – проход к чертогу Голубого Света. Здесь он поставил девочку на пол. Она задрала голову, взяла его за руку и потянула, думая, что он свернул не туда.
Он присел на корточки и положил ладони на худенькие плечики. Какие хрупкие косточки, как легко их сломать…
– Ты же понимаешь, Эмли, что мы, может быть, никогда не найдем твоего брата?
Уголки ее рта сразу поползли вниз. Личико в форме сердечка исказил беззвучный плач.
– Я погорячился, – безжалостно продолжал Бартелл. – Я пообещал тебе, что мы разыщем его. Но это было, пока мы еще не вернулись из чертога Назирающих. Тогда я еще не знал, насколько далеко и глубоко простираются Чертоги и как они сложно устроены. Здесь за годы ничего не найдешь. Мы не можем этим заниматься. Тебе необходимы безопасное жилье, свет, чистая вода и тепло. Здесь, под землей, я не могу тебе этого дать.
Она молча всхлипывала, худенькое тело дрожало. Бартелл крепко прижал ее к груди и долго не отпускал. Потом отстранился и посмотрел в опущенное личико:
– Каждый день здесь сулит бесчисленные опасности. Я пришел сюда, спасаясь от горестей и зол дневного мира. Да и вы с Элайджей тоже, наверное. Я считал, в том мире для меня ничего не осталось, ничего такого, за что стоило бы драться. Но теперь есть ты. Знаешь, я уже думал, что у меня никогда больше не будет друга, которому я смогу доверять. Но тебе, Эм, я верю… И еще мне кажется, что храбрее тебя я никого в своей жизни не знал. У тебя сердце солдата. Я тебе свою жизнь доверить готов.
Она подняла заплаканные глаза и очень серьезно на него посмотрела. Оставалось гадать, поняла ли хоть слово.
– Надо идти наверх, солдатик. Мы пойдем туда вместе.
Он смотрел на нее, пока она не смахнула с ресниц последние слезы. И согласно кивнула. У него сердце зашлось при мысли о том, какое мужество ей для этого потребовалось. Поднявшись, он снова взял ее за руку. Мужчина и маленькая девочка вместе зашагали туда, где ждал солнечный свет.
7
Лодка скрылась из виду, но Элайджа с Амитой еще долго сидели тихо как мышки. Наконец они выбрались из грязи и пошли в том же направлении. Оказывается, они почти пересекли грязевые разливы: скоро почва сделалась более плотной. Ощутив под ногами надежный камень, дети зашагали веселей. Здесь было так светло, что они хорошо видели все вокруг. Река утекала в широкий невысокий пролом. Снаружи осязаемо плотной лавиной рвался дневной свет.
И все громче звучал визгливый плач жутковатых ноющих голосов.
Амита толкнула Элайджу локтем, указывая вперед. Там вдалеке со скалы водопадом стекал неширокий ручей. Они заторопились туда. Амита сунула руку в искрящуюся струю. Попробовала на вкус – и заулыбалась. Ополоснула перемазанные руки, сложила чашечкой, наполнила под водопадом и отпила. Элайджа последовал ее примеру. Вкус родниковой воды – из ключа, а не из бочонка, неведомо когда последний раз мытого, – попросту пьянил. В голове сразу прояснилось, словно начал рассеиваться многолетний туман.
