Пожилой военачальник залился густой краской. Эриш улыбнулся. Кто-то среди зрителей снова зашикал, но это шиканье относилось уже к обвинителю.
– Теперь о псах, – продолжала архивестница. – Я говорила с императорскими егерями и лесничими, чьей обязанностью является объезд тех самых лесов, куда были посланы мальчики. Они рассказали мне, что одичавшие псы в этой части Города составляют немалую угрозу. Каждый год они насмерть загрызают сотни людей, большинство из которых дети. Год от года стаи множатся. Лесничие отправляются в чащи только верхом. Тем не менее моих шестерых подзащитных отправили в учебный поход пешими и ни о чем не предупредили.
На них напало более десятка голодных и свирепых собак. И они убивали их – защищаясь, а не ради еды. Как поведал нам сам генерал, в тот день с утра мальчиков покормили. Даже в тех стесненных обстоятельствах, в которых пребывает наш Город, мы еще не унизились до того, чтобы кормить своих солдат собачатиной!
На трибунах послышались смешки. Эриш вновь ощутил надежду. Эта женщина говорила так, что поди с нею поспорь!
– Они защищались, – повторила она. – Защищались от нападения, как их и учили. Как всякий воин поступил бы на их месте! – Она повернулась и спросила: – Вот ты как поступил бы, полководец Галада?
Тот покачал головой и пробормотал нечто неразборчивое. Затем все-таки возвысил голос, обращаясь к толпе.
– Собаки принадлежат императору! – выкрикнул он. – Это противоречит законам Города! Даже император не может нарушить закон Города!
– Мы здесь не о безобидных щенках говорим, полководец. – Архивестница повернулась к золотому балкону. – Не о верных псах, сопровождающих императора на охоте. То были дикие псы, забредшие в императорские владения. Горожане ловят и едят кроликов, населяющих луга Города. Они ловят рыбу в реках и ручьях. Мы же не тащим на суд этих охотников и рыбаков!
С трибун закричали, выражая согласие.
– Разрешите также напомнить вам, что те псы представляли бы точно такую же угрозу для всякого, кто попался бы им на пути, будь то ни в чем не повинный работник, путешественник или дитя. Прежде император время от времени устраивал выезды, выслеживая и затравливая в своих угодьях диких собак. Значит, мы, горожане, не обвинять должны этих юных солдат, а скорее поблагодарить их за помощь!
Архивестница помолчала, после чего повторила мысль, которую хотела растолковать, внушить, вложить в память зрителям и судьям:
– Мы должны быть благодарны этим солдатам, как благодарны нашим храбрым войскам! Нам следует аплодировать им, а не суду предавать!
Архивестница поклонилась золотому балкону и ушла с арены, провожаемая жидкими хлопками.
Шестеро мальчишек стояли и смотрели, как император беседовал с судьями. Эриш все щурился на них против яркого света. Император, кажется, больше молчал. В основном говорил торговец Голдин Вара. Судя по жестам, он спорил с императором. Старый ученый, похоже, вовсе дремал…
Эриш ощутил пустоту в животе: это был страх. Судьи могли спорить сколько угодно, но он уже знал свою судьбу. Они все умрут здесь, на арене, на глазах у весело покрикивающих зрителей, которые после разойдутся по домам и станут рассказывать женам и детям, как сегодня казнили врагов Города. А его, Эриша, жизнь завершится здесь и сейчас. Может, оно и к лучшему? Та жизнь, которую он знал до сих пор, его не очень-то радовала. В ней было слишком много жестокости, страха, одиночества и нужды. Ужас, скрутивший нутро, несколько отпустил, Эриш слегка успокоился. Только бы способ казни оказался не слишком мучительным! С края золотого балкона можно было видеть императорского палача Гальяра. Он с незапамятных времен служил Бессмертному. Теперь он ожидал приговора, положив руку на рукоять огромного топора…
Эриш посмотрел на других мальчишек. Эван прижимался к Сэми, тот обнимал малыша за плечо. За последние несколько дней, когда отпала нужда в напускной храбрости, Эриш успел убедиться, что душа у Сэми была на самом деле добрая. Он присматривал за Эваном, на которого другие в основном не обращали внимания. И это он, Сэми, старался следить, чтобы предоставляемые им скудная еда и питье делились поровну.
Сэми заметил взгляд Эриша и криво улыбнулся в ответ. Похлопал Эвана по плечу. Малыш вскинул голову, его взгляд был полон доверия. Эришу сразу подумалось, что на него самого никто еще ни разу так не смотрел. И он дал себе обещание: если переживет этот день – обязательно добьется, чтобы стать достойным доверия.
Между тем разговоры среди зрителей стихли: купец Голдин встал и подошел к перилам балкона. И поднял руку, призывая к тишине.
– Судьи, – объявил он, – нашли обвинение обоснованным. Шестеро юнцов повинны в убийстве императорских псов, наказанием за которое служит смертная казнь!
Вздох ужаса, вырвавшийся у мальчишек, потонул в одобрительном реве. Эриша охватило чудесное спокойствие. Стало быть, вот он и конец! Не надо больше принимать решений, за что-то бороться и со страхом гадать, чем кончится очередной наступающий день. Он поднял глаза к синему небу и сказал себе: «Я вижу его в последний раз». Сожаления почему-то не было. Только великое облегчение.
Однако Голдин еще стоял и, дав поутихнуть торжествующим выкрикам, вновь поднял руку. Дождался относительной тишины и продолжил:
– Но наш император великодушен и, невзирая ни на что, справедлив! Он признает, что госпожа архивестница привела в пользу подзащитных очень веские доводы. Поэтому он милосердно решил, что для удовлетворения требований закона будет довольно смерти лишь одного нарушителя. Прочие останутся в живых. Они должны сами выбрать, кто будет казнен. На это решение им дается время до тех пор, пока солнце не коснется вершины Щита!
Зрители опять зароптали, досадуя, что лишились удовольствия созерцать массовую казнь. Мальчишки стали переглядываться – потрясенные, сбитые с толку. Потом обратились в сторону клонившегося солнца.
– Нет-нет, – заикаясь, пробормотал Сэми. – Так нельзя! Они не должны нас заставлять выбирать… Это несправедливо!
– А что тут вообще справедливо? – отозвался Эриш.
В действительности он приглядывался к себе и удивлялся тому, что наблюдал. Мгновение назад он почти с облегчением ждал конца, но теперь, когда появился неплохой шанс остаться в живых, умирать как-то расхотелось. Во всяком случае, желания вызваться добровольцем и пойти под топор Гальяра не было никакого. Он слышал, как его товарищи заспорили между собой… и никто не сделал шага вперед. Каждый надеялся, что это сделает кто-то другой.
– Надо жребий тянуть, – сказал Сэми. – Другого выхода нет.
Он по очереди оглядел бледные лица, и все неохотно кивнули, один за другим.
– Только Эвана не считай, – сказал Эриш. – Уж он-то ни в коем разе не виноват.
– Да кто тут виноват… – пробормотал Ранул.
– Я буду тянуть, как все, – твердо проговорил Эван.
– Ты хоть понимаешь, что это значит? – спросил Эриш.
