– Это будет стоить тебе сто золотых, – немедленно отреагировал Пермаль. – За двух лошадей и снаряжение еще двадцать золотых. Итого – сто двадцать. Надеюсь, когда тебя возьмут на выезде из города, ты скажешь, что заставил меня выдать тебе вексель, угрожая убить.
– Скажу, скажу, мой щедрый друг! – хохотнул Урхард. – А теперь иди и распорядись, чтобы дали поесть, да побольше – мой зять изнемогает от голода. Ему нужно хорошо питаться. Давай-давай, Зу! Что ты стоишь столбом! Время идет!
– Ну и гад Зуир! – Урхард осуждающе покачал головой. – И вроде человек неплохой, а как только касается денег – всю кровь выпьет! Одно слово – меняла!
– А почему, кстати, меняла? Чего он меняет?
– Ну так когда-то назвали… у всех кланов свои деньги, свои монеты. Одни больше размером, другие меньше. Торговцы любят, чтобы им платили деньгами того клана, в котором они живут. Вот менялы и разменивают деньги на те, что ходят в этом клане. Монеты могут по весу отличаться в два раза, а то и в три. Так повелось исстари. А вообще, менялы больше зарабатывают, ссужая деньги купцам, торговцам, лавочникам… Ты не смотри, что Зуир такой толстый и спать любит, – он довольно шустрый человек, и боец неплохой. Некогда я выручил его – на тракте на него напала банда внеклановых, разбойников, в общем. Они окружили его и двух охранников, так вот, Зуир бился очень хорошо, не хуже своих бойцов. Давно, правда, это было, и я был моложе, и Зуир…
– Демон с ним, с Зуиром, – тихо сказал Андрус. – Я вижу ворота и возле них солдат. Проскочим?
– Проскочим. Ложись. Мыло взял?
– Уже за щекой.
– Ага, хорошо. Ну и рожа у тебя! Хе-хе-хе… я бы сам побрезговал к тебе прикоснуться! Гадость какая! Пены, пены побольше! Ага, вот так. Лежи. Глаза закати как следует! Ф-фу-у… воняет… меня аж тошнит!
Повозка прогромыхала по мостовой и встала в небольшую очередь, образовавшуюся у ворот. Стражники внимательно досматривали выезжающих из города – похоже, искали беглецов.
Один из них, низенький крепыш лет сорока с копьем в руке, заметил повозку сразу же, как она подъехала к очереди. Он ткнул напарника в плечо и придушенным голосом сказал:
– Глянь! Глянь, какая повозка!
– Ну повозка, и чего? – не понял молодой стражник, только недавно зачисленный в штат городской стражи.
– Чего-чего… болван! – проворчал старший. – Ты посмотри, что у нее нашито на пологе! Видишь?
– Ох ты! – заволновался молодой. – Неужто она?
– У нас от нее вымерло пять деревень, – угрюмо заметил старший. – Достаточно вдохнуть воздух, который выдыхают больные, и все – через сутки ты уже фонтанируешь из задницы, а еще через день превращаешься в скелет, покрытый нарывами. Вот какая это гадость! Давно уже не видел, чтобы черная желтуха была у нас в городе! Иди посмотри, точно она?
– Ты что, смерти моей хочешь?! – побледнел молодой. – Сам говоришь, достаточно вдохнуть! Совесть у тебя есть? Иди ты – ты уже пожил, дети есть. Будет кому тебя вспомнить!
– Вот ты сука! – взъярился старший. – И зачем я тебе рассказал?! Вот что, позови-ка Ердана. Но ничего ему не говори. Пусть заглянет, чего там у них в фургоне. Может, прикидываются, и там те, кого мы ищем! Ты помнишь, как они выглядят?
– Да чего там… один бородатый такой, второй наполовину седой. Да их любая собака узнает!
– Вот-вот, напомни это Ердану. Шагай, чего застыл!
Молодой стражник подошел к такому же, как он парню, стоявшему чуть поодаль, и хлопнул его по плечу.
– Задание тебе, старший велел передать! Иди вон к тому фургону, загляни в него и потом расскажешь, что увидел. Давай-давай! Стой! Гагуз приказал напомнить тебе – вспомни, как выглядят те, кого мы ищем. Помнишь, что говорили?
– Что говорили? – глупо улыбнулся парень.
– Про беглецов что говорили, идиот!
– Про беглецов? – задумался Ердан. – А! Вспомнил! Бородатый такой, ага. А второй – наполовину седой! Точно, помню! У меня память отличная! Мамка, когда посылала меня на базар, всегда говорила: «Ердан, запомни»…
– Заткнись, болван! – Молодой стражник больно ткнул пальцем в грудь своего глуповатого коллеги и презрительно сплюнул на мостовую. – Быстро пошел к фургону, загляни в него и сразу беги к старшему! Бегом беги! А то он шкуру с тебя спустит – вон как уже поглядывает, того и гляди сожрет! Как зверь лесной!
Ердан опасливо посмотрел через плечо, увидел, что старший пялится на него со зверским выражением лица, и трусцой побежал к фургону. Подбежав, поморщился – от фургона несло дерьмом, да так, что просто в нос шибало, ну настоящий передвижной деревенский сортир!
Стражник перевел взгляд на женщину, держащую в руках вожжи, – ее лицо было по самые глаза завязано тряпкой, пропитанной чем-то вонючим, с резким запахом. Тонким, пронзительным голосом женщина квакнула, как жаба из темного угла:
– Черная желтуха!
Ердан вначале не понял – смысл слов вообще туго до него доходил, мать всегда добавляла к своим словам подзатыльник, говорила, что так знания вбиваются в его голову быстрее, – запрыгнул на подножку фургона и посмотрел на содержимое. И пожалел об этом.
Женщина, которая лежала на дне фургона, была совершенно лысой, ее череп высовывался из-под испачканного сукровицей платка, и на нем красовались кровавые язвы. Изо рта женщины шла белая пена, от больной пахло дерьмом, да так, что с ног сшибало, по телу проходили судороги, его просто корежило, будто внутрь вселились демоны.
И тут до Ердана наконец дошло: черная желтуха! Смерть! Парень спрыгнул на мостовую и помчался к старшему, икая, спотыкаясь на булыжниках, упал в кучу навоза, снова поднялся и, не отряхиваясь, вымазанный в лошадиных яблоках, побежал дальше, прямиком к скучающему у стены командиру наряда.
– Там… там… – задохнулся Ердан, подбежав к старшему.
– Чего там? – лениво спросил Гагуз, презрительно скривив губы. Ердана недолюбливали за глупость, хотя парнем он был совсем даже неплохим.
– Две бабы! Одна вся в язвах, в дерьме, воняет, как сортир! Обделалась, видать! Черная желтуха! Я помню, мне мама рассказывала, как…
– Задолбал ты со своей демоновой мамашей! – оборвал его старший наряда. – Вот что, давай-ка назад, к фургону, и чтобы духу их не было в городе через двадцать ударов сердца! Иначе я оболью фургон маслом и подожгу вместе с содержимым! Так им и скажи!
Ердан кивнул и помчался назад, к фургону с больной женщиной. Не добегая шагов десяти, остановился и прокричал дородной возничей:
– Быстро из города! Старший велел не задерживаться, а то он вас спалит в огне! Как головешки! – Это он уже добавил от себя, для пущей важности и чтобы как следует напугать неповоротливую бабу.
Та кивнула, хлопнула вожжами, и лошадки резво взяли с места, огибая скопившуюся у ворот очередь. Люди с ужасом смотрели на страшный фургон и делали знак оберега, молясь всем богам сразу. Нет страшнее болезней, насылаемых богами за прегрешения человеческие, и одна из самых страшных – черная желтуха. Ее даже маги-лекари отказываются лечить. Впрочем, черной желтухой обычно болеют люди бедные, у которых нет денег на мага-лекаря… богатых людей, живущих в больших, чистых домах, такая напасть почему-то обходит стороной.
