Разумеется, меня тоже накрыло.
Но их – сильнее! Шарики раскололись у них под ногами. И бронекостюм от этого не спасёт!
Сейчас они должны корчиться на земле вроде сонных раков – оглушённые, ослеплённые и контуженные. Ещё минут пять они будут в таком состоянии…
Я обязан успеть!
Вслепую нащупываю подоконник. И в обнимку с «лазеркой» перемахиваю через него.
Я помню – там не очень высоко, второй этаж. Мягко приземляюсь в густые заросли лопуха – хорошей травки, быстро засыхающей рядом с аномалиями. Осторожно иду к дороге.
Это непривычно – не слышать даже хрустнувшего под ногой стекла. Самый громкий звук в кромешной тьме – удары моего сердца. Но азимут я выбрал верно – помню эти осколки, разбросанные на асфальте.
Ага.
Вот и легкая вибрация подсказывает – моя цель близко!
А потом я улавливаю едва различимый аромат. Тот самый!
Пару лет назад встретил в Зоне сталкера, работавшего на одну крупную фирму – одет он был в точно такой бронекостюм. И точно так же пахла жидкость из системы охлаждения!
Там, у шеи, чуть ниже массивного шлема, есть небольшой раструб – оттуда воняет сильнее всего. Помню, мы много шутили по этому поводу. Мол, специальная система для отпугивания мутантов…
Делаю ещё шаг.
Едва не наступаю на упакованное в бронекостюм тело – оно слабо шевелится. Я ощупываю массивный нагрудник. И нахожу раструб!
Придвигаю к нему вплотную ствол лазерной винтовки, давлю спусковую гашетку…
Слабенькая вспышка озаряет тьму. Но тело окамовца отчаянно дёргается. И сразу затихает.
Вентиляционное отверстие – самое «хилое» место в американских бронекостюмах. Это мне ещё тот знакомый сталкер объяснил.
По запаху я нахожу и второго клиента…
Третьего…
Они малость очухались от контузии. Поднимаются и начинают вслепую палить из крупнокалиберных автоматов. Я чувствую это по вибрации, улавливаю во тьме едва различимые искорки выстрелов.
Пару раз пули задевают меня по касательной, обжигают кожу, вырывают клочья куртки.
Но я продолжаю своё дело.
Одного за другим ликвидирую «Неуязвимый» спецназ…
Говорят, есть такое китайское блюдо – улитки, запечённые в ракушках… Словно те улитки, враги жарятся в бронекостюмах, задыхаются, варятся живьём в кипящей системе охлаждения.
Наверное, я должен что-то испытывать?
Ведь там, под нанобронёй – скорее всего, не мутанты. Обычные люди…
Только я не ощущаю ничего – даже ненависть отгорела, обернулась чёрным пеплом. Я просто делаю опасную и трудную работу.
Чтоб жили мои товарищи и сестрёнка…
Чтоб моя девушка опять открыла глаза…
Чтоб сдохли опасные твари, возомнившие себя хозяевами Зоны, – сдохли все до единой! И плевать, что у них с набором хромосом! Плевать, какими они родились на свет.
Упыри – это не генетика. Это состояние души!
«Минус пять…»
Как там говорил Миха – не думать о несбыточном? Правильно, пусть поэты грезят. А я буду считать.
«Минус шесть…»
Счёт у меня большой. За отца, за всех погубленных трикстеров, за Вальку Кузнецова, за стариков Митрича, разорванных упырями!
И я буду вести эту бухгалтерию, пока хватит сил и фарта…
«Минус семь…»
Всё труднее отыскивать их в темноте.
Я выжидаю.
Есть! Слабый огонёк мелькнул, лицо обдало теплом – очередь прошла рядом!
Вот он где прячется…
Я крадусь, и в темноте касаюсь неровных бугров экзоскелета. Осязание – вот моё преимущество. Он-то ни хрена не чувствует в своём костюме – даже когда я нащупываю тот самый раструб вентиляции…
Поднимаю «лазерку». Наверное, всё-таки устал – потому что оружие неловко вздрагивает в моей руке. И я задеваю шлем спецназовца…
Мощный удар отбрасывает меня в сторону.
Отлетаю, ударившись головой. Вероятно, отключаюсь на минуту или больше.
Когда открываю глаза – четко различаю нависающий над собой силуэт фигуры в бронекостюме.
Я опять вижу! У меня кончается эффект затмения. А значит, скоро и окамовец сможет всё различать…
Или уже видит? Голова в шлеме с матовым щитком слегка поворачивается. Он делает шаг в мою сторону.
Я скашиваю взгляд. Где «лазерка»? Кажется, там что-то выглядывает из травы – метра за четыре от меня…
Я осторожно отползаю.
А он делает ещё шаг. Стрелять не собирается. Зачем? Я знаю, мускульное усиление работает. Одним движением он запросто может сломать мне хребет…
Я прыгаю к винтовке.
И не успеваю до неё дотянуться. Он хватает меня за куртку, легко, как пушинку, поднимает в воздух, хватает за шею и лицом разворачивает к себе.
Целых три секунды я, полузадушенный, болтаюсь, не доставая ногами до земли. А он внимательно изучает мою физиономию. Я помню, двоих им приказано взять живьём… Наверное, он ещё не очень хорошо видит после затмения…
Когда рассмотрит – просто чуть сильнее сожмёт пальцы!
Гулкий выстрел пронзает воздух.
Окамовец разжимает руку. Я падаю на траву.
Фигура в бронекостюме разворачивается. Посылает автоматную очередь в сторону дома.
Я ползу к винтовке, поднимаю её невыносимо тяжелый цилиндр… Всё расплывается перед глазами.
И шанс есть, только пока спецназовец ко мне спиной!
Но он не оборачивается.
Шагает к развалинам. А оттуда опять стреляют – короткими очередями по два патрона. Пули звякают о наноброню.
Окамовец двигает рукой. Длинная автоматная очередь взрезает стену, как нож…
Я вывожу куда надо пляшущую точку целеуказателя и давлю спуск.
Попал?!
Фигура спецназовца застывает, будто изваяние. Ещё несколько гулких выстрелов со стороны дома опрокидывают его на землю.
Я встаю и, пошатываясь, как пьяный, ковыляю к упакованному в броню телу.
Сажусь, шарю спереди под его шлемом – где там должна быть застёжка? Надо содрать с него эту «скорлупу» – содрать и убедиться, что я действительно его угробил!
Кто-то выпрыгивает из дома.
Я оглядываюсь.
Ага, вот и стрелок! Кид со своим мощным «носорогом» – даже сквозь дымку перед глазами я узнаю его высокую фигуру. Правое плечо перевязано, но, кажется, он – в порядке.
Опускается рядом. Совместными усилиями мы пытаемся снять шлем с окамовца.
