«Псевдоразумные» молекулы, каждая из которых была
одновременно и щитом, и мечом, и генератором всевозможных полей, распадались.
Бронекостюмы пожирали друг друга.
Я засмеялся, продолжая удерживать руку. Пленка на моем теле
колыхалась, истончаясь и сползаясь к руке. «Опасность, опасность», — звенел в
мозгу слабеющий голос.
Вначале броня соскользнула с левой руки, и я почувствовал
обжигающий жар испепеленной улицы. Затем металлопленка сползла с ног. Ботинки
зашипели, коснувшись мостовой. Боевой комбинезон не способен противостоять тому
аду, в который превратилась улица. «Радиация», — взвизгнул бронекостюм и
замолчал. Серая пленка сошла с лица, и я невольно зажмурился.
Когда я заставил себя открыть глаза, между моей ладонью и
мохнатой ладонью Неса катался серый комок — шипящий, вздрагивающий, словно
капля воды на раскаленной сковородке. Я убрал руку. Серый комок сделал
отчаянную попытку растянуться между нашими руками — и упал, превращаясь в
тончайшую пыль.
— Конец броне, — сказал я, глотая раскаленный воздух и
невидимые миллирентгены.
Нес кивнул. Мы смотрели друг другу в глаза.
— Я хочу поговорить о красоте, Нес.
— Со мной?
— Со всеми фангами… — Я усмехнулся. — Чем больше, тем лучше.
Нес молчал.
— Я отпустил тебя на Клэне, — тихо сказал я. Ноги жгло как
огнем, глаза слезились. — И не хочу вновь выяснять, кто из нас сильнее в
рукопашной. Послушай меня, Нес.
Фанг потянулся к нагрудному карману комбинезона. Затем,
словно в раздумье, опустил руку и расстегнул маленький футляр на поясном ремне.
Достал из него серебристый шнур, встряхнул.
— И куда нас перебросит? — поинтересовался я, глядя на
широкий обруч в руках Неса. Воздух в нем дымился, дрожал туманной пленкой.
— На мой корабль, — безмятежно сказал Нес. — На флагман
атакующей Ар-На-Тьин эскадры.
Это меня не удивило. Нес не мог быть простым десантником,
раз уж он носил молекулярную броню…
Не колеблясь я шагнул к фангу, держащему над головой обруч —
гиперкатапульту. Нес изобразил что-то похожее на улыбку. И разжал руки. Мутное
стекло гиперперехода упало на нас.
7
Исповедь
Серый мрак — не то умерший свет, не то неродившаяся тьма.
Легкость — почти невесомость, лишь намек на притяжение. Гиперпереход? Нет…
Слишком реально.
— Говори, человек с Земли…
Нес был передо мной. Мягкий силуэт во мраке. Преступник и
жертва.
— Мне мало одного слушателя, — прошептал я. В этой полутьме,
скрывающей каюту инопланетного корабля, в этой тишине, где звуки казались
противоестественными, можно было говорить лишь шепотом.
— Тебя слушают тысячи, человек. Говори. Те, кто вел корабли
к Ар-На-Тьину, те, кто ведет их сейчас к Земле, — они слушают.
— Спасибо. — Я посмотрел во тьму. Там — внимательные глаза,
Нес не лжет. Там — смерть Земли и галактики.
— Мы пришли к вам с добром, — слова возникали словно помимо
воли. — Наша вина — мы не поняли разницы между нами. Не поняли того, что глубже
поступков — не поняли причин…
Я видел то, о чем говорил. Так, словно был рядом. Так,
словно кричал сквозь толстое стекло — не в силах докричаться и не в силах
промолчать. Линкор «Миссури». Экспедиция к Фангу. Обмен информацией — будем
честными, скажем всё. История — да, мы были жестокими, да, мы воевали. Ведь и
фанги не всегда жили в мире? Литература, живопись… Избранно. Мы были плохими,
мы стали хорошими. Вы тоже прошли через это, верно?
Внимайте голосу Земли. Учите ее прошлое — мы честны перед
братьями по разуму. Мы обличаем войну — о, как мы ее ненавидим…
— Однажды, — говорил я внимающей тьме, — каждый человек
задается вопросом: в чем смысл жизни. Думаю, у вас то же самое. Вот только
ответы мы нашли разные.
В книге, которую я люблю с детства, есть простой ответ на
вечный вопрос — человек живет для счастья. Другое дело, что для человека
счастье — любовь, покой, богатство, знания. И трудно спорить с аксиомой —
трудно даже усомниться в ней. Для вас целью жизни стала красота. То, что
естественно — не безобразно. То, что отвратительно — недостойно подражания. Вы
жили, навсегда решив, что красиво, а что безобразно. Пока мы не обманули вас.
Я замолчал, сглотнув застрявший в горле комок. Только ли вас
мы обманули? А себя? Сколько красивых слов заставило меня стрелять в людей,
сколько красивой лжи невидимыми нитями тянуло мои руки…
Ложь…
— Вы не понимаете, что это — красивая ложь. Для вас это
бессмысленнее холодного пламени и сухой воды… — я запнулся, вспомнив Сомат. Вода
бывает сухой. Чушь! — Но мы умеем лгать красиво — чтобы обмануть самих себя,
чтобы успокоить совесть. Мы лгали себе — а обманули вас!
— Сергей…
Облако света во тьме. Лицо Неса в дрожащем мерцании — словно
лицо утопленника, опутанное водорослями, в светящемся планктоне.
— Сергей, народ Фанга всегда знал: смерть — это некрасиво.
Убийство — отвратительно. Какой бы ни была цель. Чем бы ни оправдывалась. Мы
жили с этой верой — и убивший погибал от одного сознания отвратительности
своего поступка. Так было всегда. Пока корабль Земли не принес нам новую
правду, новую красоту, новую веру. В нашем языке эти слова едины — но я хорошо
знаю ваш язык. Мы удивились. Мы смотрели ваши картины и читали ваши книги. Мы
поверили. Вы правы. В войне есть своя красота. В смерти — свое очарование. В
жестокости — своя правда.
— Нет. Нет, ты ошибаешься, фанг…
— Споришь? — быстро спросил Нес. — Я не беру в свидетели
ваши книги — любой выбор несет на себе печать выбирающего. Этот… прибор… он
ничего не скажет фангам — но для людей он… отражение… зеркало. Правильно?
В дрожащем облаке света ко мне плыла нечеловеческая рука с
зеленой книжкой.
— Правильно, — прошептал я, беря у Неса «Книгу Гор».
— Читай… Вслух.
Раскрытые страницы — белый свет, который рождала, казалось,
сама бумага. Колющая боль в глазах — пока сознание впадало в транс.
Можно побороть этот самогипноз. Можно пересилить Книгу —
уверен. Но этого делать нельзя. И не потому, что фанги почувствуют обман. Ложь
не может победить. Никогда…
— И настал час, — произнес я, глядя на ровные строчки, —
когда мне пришлось выбирать.
Между черным и белым, между силой и добротой. Ибо не
оказалось правды в словах поэта, и кулаки рождали лишь зло. Ибо я сражалась за
добро, но все новое зло появлялось на свет. Дети, не знающие детства, взрослые,
ненавидящие своих детей… И я взяла книги, которые шли со мной, и попросила их
совета. Страницы открывались там, где хотел переплет, и глаза смотрели туда,
где буквы были чернее.
