Арнольд Метаксович в сердцах сплюнул, попал в тарелку с мелко нашинкованным шпинатом, резко отодвинул её в сторону.
«Застава» и здесь опередила «Ксенфорс», успев перехватить писателя и взять его под защиту. Теперь надо было изворачиваться и нейтрализовывать возникшую угрозу в лице писаки, тем более что он, скорее всего, был хроником, таким же, как математик Уваров. Этого тоже упустили агенты Зишты Драгона, который сам попал в плен к анксам.
Бесин сплюнул ещё раз, жестом подозвал домашнего повара, выполняющего, кроме всего прочего, роль официанта и телохранителя.
– Убери! Неси первое!
Повар склонил голову, быстро перетасовал тарелки, принёс луковый суп.
Арнольд Метаксович последние две недели худел, поэтому ел только некалорийную пищу, хотя это не помогало. Весил он уже больше ста сорока килограммов и остановить рост массы не мог. Надо было брать отпуск и лететь на родину, где имелись все возможности для оптимизации организма до нормального состояния. На Земле же для «ящеролюдей» было слишком много соблазнов, приводящих к печальным последствиям. «Змеелюдям» из «Герпофродита» в этом отношении было намного легче, они от земной пищи не толстели и от земных наркотиков «не торчали».
Телефон завибрировал ещё раз.
Бесин глянул на высветившийся опознавательный индекс абонента, включил скайп.
Из футлярчика айкома вырос световой конус, превратился в миниатюрную женскую головку.
– Мы готовы, Шур, – сказала Моника. – Писатель не выходил, сидит дома.
– Берите, – сказал Арнольд Метаксович. – Не захочет работать с нами – ликвидируйте тихо. Но прежде проверьте, кто его пасёт.
– Охранник один, торчит в машине.
– Учтите.
– Конечно, мы его… учтём.
Арнольд Метаксович выключил телефон. Настроение улучшилось. После ликвидации писателя одной проблемой станет меньше, а это всегда успокаивает.
Он даже песню замурлыкал, чем сильно удивил и озадачил повара, никогда прежде не видевшего босса в таком настроении.
Бесин заметил его взгляд, подмигнул:
– Прищемим им хвост, как ты думаешь?
Повар промолчал, так как не понимал игривости босса напрочь.
4. Угол падения равен…
Всё утро Ватшин читал фантастику отечественных авторов, выискивая интересные гипотезы и предположения.
После знакомства с анксами перед Новым годом ему предложили стать аналитиком литературных произведений, чьи авторы высказывали конструктивные идеи в области ксенопсихологии и контактологии, которые «Застава» могла бы взять на вооружение.
За месяц Ватшин прочитал около двадцати романов и столько же рассказов молодых писателей, однако до сих пор ничего существенного не обнаружил. Герои романов в большинстве случаев воевали: либо в космосе, либо в придуманных фэнтезийных «колдовских» мирах, либо занимались сексом. Ни о романтике, ни о научных достижениях речь в них не шла. Поэтому Константин начал постепенно разочаровываться в современной фантастической литературе, зато с удовольствием читал классику и даже посоветовал своему непосредственному начальнику Дэну (так его звали все) почитать Стругацких, выдавших ещё в середине двадцатого века немало неординарных идей. Чего только стоила гипотеза контрамоции – ступенчато-отрицательного перемещения во времени, высказанная классиками в повести «Понедельник начинается в субботу».
К обеду Ватшин осилил роман нынешнего лидера отечественной фантастики Ника Дьяволенко. Сам он, конечно, сомневался в лидерстве переселенца из Дагестана, бывшего врача-гинеколога, использующего чужие идеи в силу своей научной некомпетентности, однако у Дьяволенко сложилась огромная диаспора почитателей его «таланта», вечно торчащих в Интернете, с которыми он тусовался везде, где только можно, не брезговал поить их за свой счёт, а они платили ему взаимностью, голосуя за любимого автора на всех конвентах фантастики, вручая ему всевозможные литературные премии. Что именно он написал, не имело для них никакого значения.
Ватшин в своё время переживал, что ему премий достаётся меньше, так как считал, что пишет лучше. Потом пришло понимание ситуации, и переживать он перестал. Зато мог объективно оценить творчество коллег и жаждал одного – не славы, но признания читателей. А с этим у него всё было хорошо.
Роман Дьяволенко его не то чтобы разочаровал (детский лепет на лужайке, милый и необязательный), но и не задел. Научных открытий, равно как и психологической достоверности развёрнутого писателем мира, он не принёс. Как сказала Люся, с трудом осилившая половину романа: гинеколог так и остался гинекологом в каждой строчке произведения. А это уже пахло клиникой. Недаром же он выпустил два десятка книг с другими авторами: своего воображения явно не хватает.
– А у меня хватает? – поинтересовался Ватшин.
– Ещё как! – поцеловала его жена.
Кто-то позвонил в дверь.
– Открой, милый, – попросила Люся, засевшая в ванной.
Ватшин нехотя оторвался от стола.
Зазвонил мобильный.
Он сделал шаг к двери, но вернулся к столу, поднёс к уху новый айфон:
– Слушаю.
– Константин Венедиктович?
– Кто это?
– Солома.
– Приветствую.
– Вы один?
– Нет, Люся дома, в… э-э, занята. А что? Подождите, открою, в дверь кто-то звонит.
– Ни в коем случае не открывайте! Спрячьтесь подальше от двери, не отвечайте!
– Что случилось? – удивился Ватшин.
– Потом объясню. – В трубке заиграла мелодия отбоя.
По спине Ватшина протёк холодный ручеёк страха. Он поёжился. Одно дело – писать о приключениях крутых героев, другое – стать самому таким же крутым и бесстрашным. А к этому он готов не был, подумав мимолётно, что в квартиру вполне могли позвонить киллеры.
– Кто там? – позвала мужа Люся.
Он шмыгнул в ванную, закрыл за собой дверь на щеколду, прижал палец к губам.
– Тихо!
– Что такое? – встревожилась Люся, высовывая голову из-за шторки перед ванной.
– К нам гости!
– Кто?
– Не знаю.
Глаза жены стали круглыми.
– Ты думаешь… они?!
Ватшин кивнул, не совсем понимая, что Людмила имеет в виду.
– Сейчас придёт Солома… – Он не договорил.
В двери со скрежетом провернулся какой-то инструмент, в прихожую ворвались люди.
Интуиция подсказывала, что их трое и что намерения у них недобрые.
Ватшин схватил с полки над умывальником баллончик с аэрозоль-дезодорантом, собираясь пустить его в ход как оружие.
