Мои глаза выпучены, взор застилает багряная пелена, рот беспомощно открыт, гортань пережата. Я проиграла. Конец.
57
Шестой день, Калининград, 06-30
Тишина. Ветер колышет занавеску. За ней прячется темная фигура. Я лежу в постели. Одна. Обессиленная и беспомощная. Память терзают кошмары. Вода. Повсюду ужасная вода. Она обволакивает и тянет. Тянет в темную пучину. Нет сил вырваться. Бездонное море заглатывает меня в противный склизкий желудок. Нет воздуха. Невозможно дышать. В легких выпустил иглы огромный дикобраз. Шею сковывает каменный капкан. Он сжимается. Я хочу крикнуть. Тужусь. Язык вываливается изо рта. И…
— А-а-а-а-а!
Занавеска взметается в сторону. В комнату врывается человек. Он агрессивно прыгает на меня. Его руки тянутся к моей шее.
— Не-е-ет!
— Светлая.
Я вздрагиваю и окончательно просыпаюсь. Холодный пот застилает глаза. Рядом Кирилл. Его ладонь гладит мою щеку.
— Светлая, мы в «Усадьбе». С больницей я связываться не стал. Это чревато. Ты по-прежнему в розыске. Тебя откачали и вкололи успокаивающее.
Я вращаю глазами. В номере мы одни.
— А Дорин? — хрипло вырывается из больного горла.
— Попей! — Кирилл протягивает мне стакан.
Я приподнимаюсь и пью. Несколько глотков чистой воды прочищают сознание и восстанавливают силы. Я вспоминаю вчерашнюю ночь посреди моря. Безжалостные пальцы маньяка, сжимающие горло. Рука невольно тянется к шее. Кирилл перехватывает мою ладонь, стискивает пальцы.
— Все закончилось.
— Он пойман?
— Когда я освободил руки и увидел, что ты под водой, я кинулся к нему. В моей руке был нож. Я видел его шею и знал, что смогу его остановить только одним способом…
— Ты его… убил?
— Я спасал тебя и полоснул его по шее. Он разжал руки. Я нырнул за тобой, а когда мы всплыли, его уже не было.
— Дорин уплыл?
— Нет. Лодка была на месте. Он утонул, сейчас ищут его тело. А потом за нами припыли. Сосед-рыбак донес о твоем разбойном нападении. Спасибо ему за бдительность. Нас спасли, а остальное — детали.
— Дорин — маньяк. Я докажу это.
— Он сам мне признался. Думал, тайна уйдет на дно. Как и десяток девушек, которых он затопил в море.
— Десяток?
— Он продолжал насиловать и убивать, но стал осторожнее. Дорин увозил девушек в свой дом, издевался над ними, а потом выбрасывал тела в море.
— Подонок! У него в подвале гинекологическое кресло. Там ремни с шипами, почерневшие от крови… — Я вспомнила, как меня привязывали в психушке к кровати, и я беспомощно дергалась под властью насильника, сдирая кожу на запястьях.
— Успокойся. Его нет. Ты спасла меня.
— Это ты меня вытащил, — возразила я.
— Похоже, нам не следует разлучаться.
Кирилл обнял меня. Мне стало очень хорошо. Может, это и есть счастье? Я совершенно забыла, что делю его с другой женщиной. Я расслабилась и, наверное, поэтому почувствовала его каменную спину.
— В чем дело? Что тебя тревожит? — вырвался вопрос.
Кирилл отстранился и встал.
— Мы вычислили насильника и маньяка. На его счету как минимум двадцать четыре задушенные девушки, один парень, немой бомж, Маргарита Лехнович и Истомин. Мы доказали, что Назаров фактически убил мастера по янтарю Бреусова. Но мы так и не нашли исчезнувших документов, черт возьми! А сегодня последний день.
Ласковый мужчина вновь превратился в офицера ФСБ, выполняющего приказ. Я спросила:
— Назарова убил Дорин?
— Пока неясно. Он так и не признался.
— Обыщите его дом. Проверьте подвал. Он там держал девушек.
— Этим уже занимаются. — Коршунов нетерпеливо зашагал по комнате.
— Ты хочешь быть там? — догадалась я.
— В прошлый раз Дорин выпал из поля нашего зрения. Хотя Истомин упоминал, что Назаров спрашивал о нем. Возможно, даже успел встретиться и…
— Ты думаешь, досье у Дорина?
— Мы должны проверить его дом, двор, машину, все! От этих документов зависит многое. И твоя судьба, и моя. Ведь сегодня шестой день. Последний.
— Что потом? — спросила я.
Кирилл не ответил. Лишь отвернулся и невнятно произнес:
— Мне надо ехать.
— Я с тобой!
58
Шестой день, Калининградская область, рыбацкий поселок, 07-50
Я восстанавливала силы и приводила себя в порядок уже в машине. Вчерашний кошмар на море вспоминался как нечто нереальное. Неужели я сумела победить водобоязнь? Тот панический страх перед толщей воды, который мгновенно сковывал мышцы и превращал тело в камень? Неужели я не только держалась на воде, но и ныряла, боролась, оказывала сопротивление? Значит, есть чувство сильнее страха. Мне трудно было признаться, что это любовь.
На подъезде к рыбацкому поселку мы заметили рассеянный дым. Во дворе Дорина гудела пожарная машина и заливала водой черную кучу тлеющих досок. Нестерпимо пахло гарью. Нас встретил сутулый седеющий человек с хитрым прощупывающим взглядом.
— Что случилось? — выскочил навстречу ему из машины Коршунов.
— Я думаю, поджог. — Незнакомец с подозрительным интересом изучал меня.
— Черт! Черт! Там могли быть документы.
— Хорошо, если они сгорели. Но в нашем деле надо всегда предполагать худшее.
Коршунов метнулся из стороны в сторону, как бык на привязи, беспомощно уронил руки и представил собеседника:
— Это Егор Иванович.
Тот, продолжая колоть меня пронизывающим взглядом, пошевелил тонкими губами:
— Зря я кое-кому дал адресок.
Я обошла пепелище и вышла к морю. Около моторной лодки, приткнутой к берегу, суетился рыбак, толкнувший меня вчера за борт. Он с опаской покосился на мои руки: не вооружилась ли я новым пистолетом. Убедившись, что сегодня я спокойна, рыбак спросил:
— Что с моторкой-то будет? Если так оставить, сопрут.
— Это доринская?
— Его.
Я посмотрела внутрь. В мотке веревки застряла непонятная трубка с кольцом.
— Это что? — поинтересовалась я.
— Огонь поиска. Световое сигнальное устройство из спасательного жилета. Вырываешь чеку — и огонь, — пояснил рыбак.
— А где спасательный жилет? — осмотрелась я.
— Вы оранжевый ищете? Мы такими не пользуемся, неудобный. А вот страховочный жилет в камуфляжной окраске — самое то для бывшего военного. Вот, на мне, посмотрите.
