Теперь пора его несколько оглоушить, решил Ледников. Дать понять, что у нас такие длинные руки и мы так много знаем, что темнить не стоит.
– Руслана ты специально не предупредил о покушении?
– Руслана? – честно изумился Горегляд. – А-а… При чем тут Руслан? Откуда вы знаете?
– Сам знаешь, при чем. Ты даже не представляешь, как много я о тебе знаю, – многообещающе сказал Ледников. – Так что было с Русланом? Ты же знал, что на него готовится покушение?
Леня облизнул губы. Он смотрел в землю и ничего не говорил. Видимо, пытался сообразить, какое отношение имеет давнишняя история с его приятелем к нынешним делам. Наконец он затравленно сказал:
– Да он сам все знал! Что ему было рассказывать? Сам все знал. У них там тогда настоящая война шла.
– За наследство Джуса?
– Ну да…
– А Джуса действительно Руслан убрал?
– Откуда я знаю? Он в таких вещах мне не исповедовался.
– Но он же был в этом заинтересован?
– Был. Но не настолько, чтобы убивать. Он просто хотел отодвинуть его в сторону, чтобы самому распоряжаться всем бизнесом.
Горегляд поднял на Ледникова затравленные глаза:
– Зачем вам все это?
– А ты догадайся сам, ты же опер!
Горегляд только еще сильнее понурился. Он явно растерялся. Готовился-то он к одному разговору, а тут…
– Видишь ли, Леня, я пытаюсь понять, на что ты способен. На какие такие злодейства. Чего от тебя ждать? Что у тебя на душе лежит?
– Что лежит, все мое, – криво улыбнулся Леня. – Я сам за все отвечу.
– Конечно, ответишь, – не стал возражать Ледников. – А теперь я хотел бы услышать все о твоих делах с семейством Муромских. Давай с самого начала…
Ледников уселся на поваленное дерево напротив Лени и выжидательно уставился на него.
Из того, что рассказывал Леня, что написал Толя Троицкий, что знал сам Ледников, постепенно нарисовалась такая картина…
Вся эта кутерьма началась, когда Леня служил в армии. Он воевал в «горячих точках», был ранен, а в это время настоящими героями страны становились те, кто сделал сказочное состояние на обломках империи. О них трубили газеты, их показывало телевидение, а уж слухи об их богатстве ходили самые фантастические. Среди этих героев был и Муромский. Вот тогда-то город и поселок Майский вспомнили своего блудного сына. Поползли самые дикие слухи о тех временах, когда Муромский химичил в местной типографии, и кто-то вспомнил о его близости со Светой Горегляд, а потом, само собой, сын Светы превратился в сына Муромского.
Слух крепчал и потихоньку стал одной из легенд поселка Майский, спорить с которым было уже бессмысленно. Леня, уходивший в армию сиротой, никогда и в мыслях не державший, что какой-то мужик по фамилии Муромский имеет к нему отношение, вернувшись, тут же получил прозвище Сын олигарха. Никаких возражений никто и слушать не хотел. Самое же подлое и невыносимое было то, что на Леню перенесли часть той завистливой ненависти, с которой относились к новым богатеям. Можно было подумать, что Леня что-то от богатств Муромского имеет! А он не имел ничего, кроме дурацких слухов и подозрений, будто ему что-то перепадает от богатств «отца». И возненавидел он этого «папашу» по-настоящему. И всякое известие о блудном отце вызывало в нем дикое раздражение.
А потом был разговор с Русланом. Леня понимал, что Руслан вцепился в него намертво и уже не отпустит…
Когда Руслана похоронили, он подумал, что эта тема ушла из его жизни, закрылась. Но потом, во время одной операции по задержанию, он угодил под пулю, провалялся несколько месяцев по госпиталям и больницам. За время лечения, когда ему не разрешали неделями вставать с постели, о чем он только не передумал. И об «отце» тоже. В запущенной палате на десятерых, где каждый день кого-то резали, превращая в очередного калеку, в горячечном бреду, скрипя зубами от постоянно сверлящей тело и мозг боли, он думал о том, что ждет его впереди, потому как врачи ничего не гарантировали… Жить будешь. Правда, инвалидом. Вопрос – инвалидом какой степени? Мысли о будущем внушали ужас и отчаяние. И вот тогда-то и родилась в нем эта мысль – пусть Муромский заплатит. За все! В конце концов, не обеднеет…
И мысль о том, что доказательств его «отцовства» нет никаких, уже не казалась ему такой неопровержимой. Он эти доказательства по-настоящему не искал. А Руслан был, как всегда в таких делах, прав – надо было искать. И когда он выберется на волю, он этим займется. И ему уже казалось, что эти доказательства есть. Их не может не быть!
Ему повезло – он стал инвалидом самой легкой, третьей, степени, молодой организм сказал свое веское слово. Однако из органов пришлось уйти. Устроиться удалось лишь в службу безопасности одного скаредного олигарха местного разлива. Впечатления от новой службы, наложившись на милицейский опыт, еще больше убедили его в том, что с новыми богатенькими буратинушками по-хорошему нельзя. Если хочешь что-то получить с них – нужны аргументы с крепостью бейсбольной биты или убедительностью пули хорошего калибра. В суете новой жизни мысль об «отце» несколько потеряла остроту, притупилась, но не забылась… А потом появился он…
– Кто? – сразу заинтересовался Ледников. – Кто он?
– Валерий Олегович, – помолчав, объяснил Леня.
Его вызвал к себе в кабинет сам хозяин. В кабинете, кроме него, был еще один человек. Подтянутый седовласый мужчина в очень дорогом костюме, который сидел на нем чрезвычайно элегантно, в отличие от растолстевшего хозяина, на котором самый лучший костюм моментально превращался в пропотевшую мятую тряпку. Мужчина удивительно походил на американского актера Пола Ньюмена и знаменитого футбольного тренера Марчелло Липпи, который сделал итальянскую сборную чемпионом мира. Сразу чувствовалась хорошо сознаваемая собственная незаурядность и привычка приказывать. Он сидел в кресле, покачивая ногой в безупречном, без единой морщины черном носке. Остроносые черные туфли его сияли.
Хозяин погнал с места в карьер:
– Леня, у Валерия Олеговича к тебе серьезное дело. Он наш земляк, но уже давно живет в Москве. Очень серьезный человек. Постарайся его не разочаровать. Можешь ему доверять целиком и полностью. Как мне!
И хозяин многозначительно поднял палец.
Леня подумал: как раз ему-то доверять целиком и полностью было бы серьезной ошибкой. Валерий Олегович в это время чуть заметно улыбнулся. Видимо, подумал о том же.
– Я вас оставляю, – сказал хозяин, выбираясь из-за стола. – Леня, имей в виду – это очень важно. И прежде всего для тебя самого. Тут дело, которое может переменить твою жизнь.
Когда хозяин испарился, Валерий Олегович встал, подошел к Лене и, в упор глядя ему в глаза, сказал:
– Самое удивительное, что ваш руководитель абсолютно прав. Вы действительно можете совершенно переменить свою судьбу. Но, дорогой мой, для того, чтобы переменить судьбу, нужна воля. Воля, без которой нельзя действовать.
