Вонг сразу резко постарел, пергамент треснул в страдание, боль, скорбь, гнев – и все это в одной легкой гримасе.
– Я прошу тебя, сделай так, чтобы эта угроза миновала, – попросил Джангир.
– Я сделаю так, генерал, – смежил щелочки глаз Вонг, веки будто сшили ниткой ресниц. – Он вам не причинит вреда… Пусть его земля пожрет.
– Аминь, – сказал Джангир. – Я надеюсь, что ты это сделаешь быстро и тихо…
– Да, конечно, – заверил Вонг, и его черная лакированная головешка шарнирно закачалась. – Люди не догадываются, как это просто. В них крови, как антифриза в автомобильном моторе. Ткнул ножиком – кап-кап! – и больше нет человека. – Вонг успокаивающе, как доктор, улыбнулся. – Вы знаете, где находится Нарик?
– Нет, – отмахнулся досадливо Швец. – Он где-то глубоко закопался. Наши пока не выяснили…
Вонг поклонился:
– Мы это выясним… Я вам сообщу очень быстро о результатах…
«Неонацист Бафорд Фарроу вчера ворвался в Норс-Валли комьюнити центр и открыл прицельный огонь по малышам, ранив троих: пятилетних Джеймса Зиделла, Джошуа Степакова и Бенджамина Кадеша. Пули попали и во взрослых: секретаря Изабеллу Самолет и специалиста по работе с подростками Минди Финкельштейн. Немного погодя бандит-неонацист убил почтальона Джозефа Илето, оказавшегося у него на пути.
На допросе Фарроу заявил: «Все, что я совершил, я сделал намеренно. Я хотел поднять страну против евреев, хотел, чтобы мой пример вдохновил других… Да, вдохновил на убийства… Что плохого мне сделал почтальон-филиппинец? Да ничего, но он был не белый, и я решил отправить его к праотцам».
«То, что произошло вчера в Гранада-хиллс, – говорит депутат лос-анджелесского городского совета Лаура Чик, – может произойти где угодно. Мы любой ценой должны остановить расползание коричневой заразы».
«Лос-Анджелес таймс»
43. МОСКВА. «ДИВИЗИОН». ОРДЫНЦЕВ
– Если нет Бога, то какой же я капитан? – патетически воскликнул Любчик.
Капитанство Любчика было его особым пунктиком – по сведениям Управления кадров, Юрка Любчик был самым молодым капитаном в российской милиции.
С трудом окончив школу – спас советский закон о всеобщем среднем образовании, потому что в каждом классе администрация мечтала выгнать лентяя и хулигана Любчика, – он все-таки просочился в Школу милиции. В девятнадцать получил погоны – это еще были звездочки лейтяги, даже не звездочки, а так – звездная пыль. И кинули его опером на «землю», где, к удивлению начальства, этот мумсик, молокосос, дал самый высокий процент раскрываемости в районе. Через три года получил положенное – старлея. А тут грандиозное взятие в Бирюлеве новокузнецких душегубов Шкабары – Лабоцкого, и министр, у которого дело было на контроле, растрогался до слез и, не очень-то вникая в сроки чинопроизводства, молвил умиленно: «Поощрить по максимуму!»
Вот и носился Любчик, выскакивая из порток от гордости, и объяснял всем желающим, что звание капитана краеугольное в любой системе, в милиции или на корабле. Становой хребет офицерства! Мысль и мускул власти! Уже не сопливый молодой лейтяга, но и не замшелый усталый подполкан, – и ехидно косился на меня, засранец.
Гордон Марк Александрович усмехнулся:
– Если Любчика потянуло на достоевщину – не к добру… Что-то будет…
И я не смог удержаться, заверил:
– Бог есть! Поэтому ты капитан, и с твоими успехами «никогда ты не будешь майором»!
– Господи! – горестно завыл Любчик. – Ну разве от завидущих людишек услышишь доброе слово? А вам, командир Ордынцев, скажу прямо – в лоб, не таясь, по-солдатски, искренне, без излишних экивоков, затей и реверансов! Совершенно честно! Вы хоть, конечно, и гений, но меня оцениваете недостаточно. А вся ваша бранжа завидует моему уму, красоте и таланту. И от этого мне мучительно тяжело…
– Ладно, – остановил я его. – Чего ты хочешь?
– Во-первых, заслуженного признания, – поклонился Любчик. – А во-вторых, мы с Китом на пару дней должны исчезнуть из этого затхлого мирка.
– Зачем?
– Я надеюсь, что сегодня-завтра, может, послезавтра мы отловим Мамочку! – И обвел нас торжествующим взглядом.
– Докладывай, – осадил я его гарцовку.
Любчик подошел к лениво развалившемуся на стуле К.К.К. и, раздвинув пальцы, постучал его ладонями по голове – раздался сухой треск.
– Слышите? – испуганно спросил Любчик. – Удивляюсь сам, как в этой утлой голове рождаются такие замечательные мысли…
К.К.К. отодвинул его от себя, скомандовал, как шкодливому щенку:
– На место!
Любчик вернулся к моему столу и серьезно сказал:
– Этот невзрачный субъект, рядящийся под мента-криминалиста, сотворил на своих компьютерах чудо. Воссоздал из воздуха, из слов портрет бандита Мамочки. Про который подруга Тойоточка оргаистически крикнула: «Как живой!»
– Замечательно, – согласился я. – Что дальше?
– Знаешь, командир Ордынцев, как девку на тусовке переклеивают? Вот я ее у Мамочки переклеил…
– Удалось?
– Думаю, вполне, – самодовольно хмыкнул Любчик. – Понимаешь, у нее мозговая деятельность вообще отсутствует. Она живет гормональными реакциями. Заставить думать невозможно – только чувственные ассоциации… Необходим эмоциональный резонанс…
Я спросил Гордона:
– Марк Александрович, может, ему успокаивающий укол сделать?
– Отойдет сам, – пообещал Гордон.
К.К.К. подтвердил:
– Пункт пятый памятки по научной организации труда: «Доверяй подчиненным, это повышает их сознательность и чувство ответственности за дело»…
– Тогда, Любчик, перестань трепаться и говори по делу, – попросил я мягко и посмотрел на него так, что дальше капитан доложил дробью:
– Тойоточка, замечательная девушка-патриотка, навела нас на зону обитания Мамочки. Вспомнила, сучара, как однажды с Мамочкой подъезжала к дому, – его Нарик посреди ночи за наркотой погнал. В квартиру не входила, дожидалась в машине. Показать этот дом она не может, поскольку дело было ночью, а она была кирная и затраханная. Но твердо опознает квадрат переулков около Колхозной, напротив института Склифосовского. Тут я его процежу обязательно…
– Пока звучит не шибко обнадеживающе, – уныло подвел я итог его победным реляциям.
– Командир Ордынцев! Да побойтесь Бога! От этой помеси китайца с черт знает чем добиться большего вообще невозможно! Это же растение! – Любчик задумчиво помолчал, мечтательно добавил: – Если бы не дисциплинарные условности – с удовольствием передернул на ней затвор…
К.К.К. сочувствующе посмотрел на меня:
– В инструкции написано: «Имей чувство юмора, цени его у подчиненных»…
– Там в твоих инструкциях нет прямых указаний для Любчика? – поинтересовался я.
