Лена щурилась от дыма, затаенно насмешливо улыбалась.
– Знаешь, почему мужики плохо баб понимают?
– Поделись, просвети, – готовно согласился я.
– Мужиков интересует в жизни то, что происходит вокруг. А женщин – то, что внутри событий, отношений, людей… Бабы как часовщики – они не на стрелки смотрят, а чувствуют, как там колесики и шестеренки крутятся…
– Замечательно! – похлопал я в ладоши. – И в какую сторону крутятся колесики и шестереночки твоей волшебной души? Куда они должны прикатить тебя?
– Тебе почтовый адрес сообщить? – покосилась на меня Лена. – Не знаю я пока точно, что будет интереснее – большой бизнес или высокая политика. Не секретаршей, разумеется… Хозяином…
– Хозяйкой?.. – поправил я.
Лена отрицательно помотала головой:
– Хозяйка – это жена или сожительница хозяина. Ира Хакамада или Наташа Раевская, президент «Автобанка», – они хозяева, а не хозяйки. Хозяйки на кухне распоряжаются.
– Забавно, – хмыкнул я, с интересом разглядывая свою молодую подругу. – А ты их знаешь?
– Конечно! Они все дружат или очень давно знакомы с моим отцом. Я просто опоздала на восемь – десять лет родиться, – искренне вздохнула Лена и сразу засмеялась: – Хотя в этом есть свои преимущества…
– Например?
– Мои сверстники, профессионалы, «золотые воротнички» – это класс власти в наступающем веке. Можно будет руководить этим миром и не делать ошибок, которые наворотили голодные молодые акулы капитала.
– Уточни, – смирно попросил я.
– А чего тут непонятного? Их миллиарды ведь не с неба упали. У них нехорошее, стыдное прошлое… У всех магнатов одна общая мечта – сохранив деньги, начать все с чистого листа. – Лена затянулась сигаретой и выкинула окурок в окно.
Я механически заметил:
– Во Франции за это дают пятьсот франков штрафа…
– И правильно! Когда у нас будет чистота, как во Франции…
– Твой папаня давно в правительстве? – перебил я ее.
– По-моему, всегда, – сообщила Лена. – Кроме крикунов и воров, кто-то должен хоть немного работать. Мой старик – классный специалист. И большой хитрец…
– Ага, понятно… И сколько годочков этому дедугану натикало?
– Сорок восемь, – бросила Лена и предложила: – Да не думай ты об этом, у тебя комплекс возникнет! Ты еще молодой…
Я положил ей руку на плечо, мягкое, нежное. Это, наверное, называется «слабое девичье плечо».
– Я в детском саду пел народную песню – «поедем, красотка, катасса…».
– Видишь, не прошло и тридцати лет, как все сбылось, – объяснила Лена и подмигнула мне. – Главное – не суетиться! Все придут сами и все предложат…
– Да, все сбылось… Случайно пришли и предложили сами. Больше, чем просил, – кивнул я. – Ты мне очень нравишься. И я тебя боюсь…
– А вот это – зря!
– Ничего не поделаешь – я от природы тугодум, самоед и сильно трусоват. Поэтому возник у меня вопрос… – медленно, как бы нерешительно сказал я.
– Спроси! Смогу – отвечу!
– Зачем Серебровский подставил мне тебя?
Лена нервно щелкнула зажигалкой, закурила снова, после паузы, тщательно обдумывая слова, довела до сведения:
– Для надежности. Наш босс предпочитает систему двойных перестраховочных гарантий.
– Это более-менее понятно. А тебе-то это зачем? – допытывался я.
– Спрашиваешь – зачем? – Лена повернулась и внимательно посмотрела мне в лицо.
– Але, ты смотри на дорогу! – заорал я в панике. – Он тебе наверняка не велел убивать меня в автокатастрофе…
– Не велел. Да я бы и не послушалась… Я ведь согласилась сначала из любопытства. А потом, как говорит наш босс, возник внесистемный разрушительный фактор…
– Я тебе, наверное, понравился? – иронически спросил я.
– Понравился! Ты мне, придурок, действительно очень понравился! Когда-нибудь ты поймешь, что это самое главное… Что это в тысячу раз важнее злых и опасных глупостей, которыми ты занимаешься…
Кот Бойко:
ПРОЕЗД
Я – человек серьезный, на пустяки не меняюсь! Поэтому я и выбрал самый большой жилой дом старой Москвы на Сретенском бульваре – «Дом России». Как в любимой советской песне – «столица мира, сердце всей России».
Целый квартирный комплекс, занимающий два квартала, построили на одном из семи московских холмов. И открывается с крыши дома панорама всего центра города – на все стороны света. Меня, конечно, не интересуют все стороны света, я вам не путешественник Юрий Сенкевич. Мне интересно, как добраться до сердца всей «РОСС и Я».
Я привольно разлегся на кровле машинного отделения лифтовой шахты с секундомером и оптическим прицелом, снятым с карабина. В окуляр прицела был хорошо виден поток автомобилей, мчащихся мимо холдинга «РОСС и Я», я непрерывно засекал на хронометре скорость их движения. Некоторые машины притормаживали у высоких железных ворот бокового въезда во внутренний двор, водители предъявляли пропуска охране – огромные створки раздвигались и проглатывали лакированные пончики авто.
– Семь секунд с четвертью, – бормотал я вслух, поглядывая на циферблат, и снова приникал к окуляру – в черном ниточном перекрестии прицела появлялась следующая машина, смутно угадывались силуэты людей в кабине, бликующие на солнце бронированные стекла лимузинов. Расстояние до цели очень даже немалое – 900 метров, около километра. Н-да, верста для приличного выстрела – дистанция серьезная. Эх, не тем я занимался в молодости! Надо было стрелять по бегущему оленю. Или по кабану.
Глядя в прицел, я развлекал себя, тихонько напевая песенку из старого кино:
– …Вот пуля пролетела – и ага!..
Я лежал в тени громадного рекламного биллборда – стальная решетчатая конструкция у самого края крыши завлекала призывом: «СОНИ – наш мир красочней». Я бы хотел, чтобы он был не красочней, а прочнее – к решетке я прикрепил блок, через который пропустил нейлоновый трос. На одном конце – петля-беседка, а другой уходил вниз, за парапет, туда, где Карабас привязал его к буксирной лебедке своего рыжего «ровера».
Ветерок трепал локоны моего парика, они мешали мне маркировать цель. Я содрал парик с головы и засунул в карман – тут, надеюсь, мной любоваться некому.
Сделал следующую засечку времени на секундомере, и со стороны Садового кольца появился кортеж Хитрого Пса – тяжелый «мерседес», замкнутый впереди и сзади черными джипами. Пульсирующий сине-фиолетовый огонь полыхал на крыше ведущего.
Я замер и впился в прицел, а левая рука непрерывно щелкала гашеткой электронного хронометра – он регистрировал во времени траекторию движения кортежа.
По-видимому, команды охране у ворот передавали по радио – за несколько секунд до подхода машин грузные створки ворот расползлись, и кортеж, почти не сбавляя скорости, с резиновым визгом баллонов свернул с трассы и резво влетел внутрь комплекса. Ну, это, естественно, только так говорится – не сбавляя скорости. В точке поворота кар движется километров двадцать – двадцать пять, не больше.
