– Может, ты еще караоке начнешь петь в семь часов утра?
– Караоке я вчера вечером пел, а сегодня у меня нет настроения.
– Что ж это ты так, без настроения встал? Оно у тебя всегда должно быть хорошим. Ни проблем, ни забот, ни хлопот. Живешь, ни черта не делаешь!
– Я хочу смотреть телевизор, – настойчиво повторил Андрей.
– Смотри, кто тебе не дает? Ты можешь включить его в спальне. Я в гостиной сплю.
– А я хочу на кухне.
– Я тоже много чего хочу! – Я почувствовала, что уже не могу справиться с собой. – Но ведь ты тут живешь не один и должен со мной считаться.
– А кто ты такая?
Последний вопрос прозвучал как издевательство. Я с ненавистью посмотрела на опостылевшего супруга:
– Я твоя жена. Я всю ночь работала. Я очень устала и хочу спать.
– Почему ты по ночам работаешь?
– Потому что мне хорошо платят. Я вынуждена кормить нашу семью. Вот ты сейчас намазал масло на хлеб и собрался съесть бутерброд, но ведь даже не поинтересовался, откуда у нас в доме хлеб и масло. Тебе вообще безразлично, откуда в нашем доме берутся продукты? Ты просто привык открывать холодильник и брать все, что считаешь нужным. Так вот, чтобы в этом холодильнике никогда не исчезали продукты, я должна хоть немного поспать.
– Сядь. Поговорить надо, – неожиданно сказал Андрей и нервно потянулся за сигаретой.
Я украдкой зевнула и села напротив. Закурила и, выпустив дым, произнесла:
– Андрей, может, ты на работу пойдешь? Тяжело в четырех стенах сидеть. На работе ты быстрее придешь в себя, все-таки среди людей будешь. Общение в твоем случае просто необходимо.
– Я сам уже от этого всего устал. Понимаешь?
– Понимаю. Я тебе говорю: попробуй поработать, и ты быстрее все вспомнишь. Заживешь нормальной, полноценной жизнью.
– Я боюсь, – стряхнул пепел в пепельницу Андрей.
– Кого?
– Людей.
– Но ведь ты же среди них живешь. Как же можно их бояться?
– Да как мне найти работу, если я ничего не умею?
– Почему ты ничего не умеешь? Ты же за руль сел и сразу поехал, моментально вспомнил, как машину водить. Андрей, ты же классным водителем был. Зачем прозябать в четырех стенах? Врачи в один голос говорят, что чем быстрее ты начнешь жить активно, тем быстрее все вспомнишь. Поехали прямо сегодня к тебе на работу. Может, устроишься хотя бы на несколько часов в день. У тебя очень хорошие ребята в коллективе. За тебя все очень переживают.
– Да как я буду работать, если московских дорог совсем не знаю? – возмутился Андрей.
– Да долго ли их узнать! Карту изучишь.
– Не хочу, – решительно заявил Андрей.
– Почему?
– Потому что я из дома выйду и обратно домой дорогу не найду, – ударил по стене кулаком Андрей. – Выйду и опять через полгода в Сибири окажусь.
– Это страх, – произнесла я. – С ним нужно бороться. Я тебя очень хорошо понимаю.
– Да ни черта ты не понимаешь! Только и показываешь, как тебе одной тяжело. Совершенно не хочешь понять, что мне еще тяжелее. А то ты у нас вся такая бедная, несчастная, одинокая, пашешь целыми днями, света белого не видишь. Посиди в моей шкуре! Почувствуй, что это такое – заново родиться.
Я изумленно подняла глаза:
– Андрей, проще всего жаловаться на судьбу. Но ведь нельзя сидеть, сложа руки. Нужно что-то делать. Ты же сам себя здесь заживо хоронишь. У тебя же руки, ноги и голова есть. Подумаешь, памяти нет, но ведь и без этого можно жить. – Я бросила взгляд на стоящую в раковине грязную посуду и укорила: – Неужели трудно было хотя бы посуду помыть? Я же на работе.
– Это не мужское дело, – отрезал Андрей.
– Вот видишь, ты знаешь, что такое мужское дело, а что – женское. Тогда мне скажи: зарабатывать деньги и тащить на себе семью – это женское дело? Но ведь я тащу. Потому что мне деваться некуда! И ты хоть немного должен меня жалеть!
Видимо, Андрею не нравился наш разговор, и он пренебрежительно отмахнулся:
– Надоело мне все. И ты тоже мне надоела.
– Андрей, а ты сам себе еще не надоел?
– Надоел, – честно признался Андрей и, обхватив голову руками, задумался.
Я смотрела на него и ощущала острую душевную боль. Я все больше и больше приходила к мысли, что мне жутко неуютно рядом с Андреем. Наше некогда теплое гнездышко стало для меня неуютным, тесным и мрачным. Я даже спать тут не могу. И есть, и дышать тоже. Мне хочется оставить этого человека и никогда его больше не видеть. Да и не только не видеть, но и ничего больше не слышать. Он чужой, совсем не тот, кого я любила. Мне хочется его бросить, но где-то в подсознании сидит мысль, что этот человек болен, а я не имею права бросать попавшего в беду.
– Андрей, ты меня хоть немного любишь? – спросила я, заранее зная ответ.
– Я не понимаю, что это такое, – усмехнувшись, ответил он.
– Ты не знаешь, что такое любовь?
– Нет.
– Хотя бы соври. Обмани.
– Каким образом?
– Скажи, что любишь. Мне это так нужно…
– Зачем?
– Затем, что мне нужны силы, чтобы быть с тобой. Скажи, что любишь. Пожалуйста, скажи…
– Ничего я тебе не скажу, – пробурчал муж и закурил очередную сигарету.
А я глотала слезы и думала, что некогда эта квартира просто дышала любовью. Совсем недавно я считала, что для счастливой совместной жизни достаточно одной любви, а теперь понимаю, что моя любовь не спасет наши отношения.
Наступил момент, когда я пришла к мысли, что Андрей не только больной человек, лишенный памяти. Он еще и большой эгоист. Такое «счастье» вряд ли продлится долго. У него вообще нет никаких устремлений, да еще и неизвестно, есть ли у него эта душа? Он не хочет ни понимать, ни идти на уступки, ни пытаться хоть что-нибудь изменить. Андрей погружен в себя, и для него в этом мире не существует других людей. Получается, что в последнее время я не живу, пустила жизнь на самотек и самозабвенно служу эгоисту. Выходит, сейчас я сознательно отказываюсь от себя и живу для Андрея?
Я понимала, что моя любовь гибнет. Это очень тяжело осознавать, что любовь умирает, а ты ничего не можешь с этим поделать. Выстроенные за годы брака отношения трещат по швам, а самое главное, что на эти отношения больше не хочется тратить свои силы. Я принесла свою жизнь в жертву и целыми днями пытаюсь оправдать человека, который палец о палец не ударил, чтобы хоть что-то изменить. Прямо какая-то черная неблагодарность. Все, что происходит с нами в последнее время, ведет к неминуемому разрыву.
– Андрей, я боюсь, что больше так не смогу, – глухо сказала я и встала из-за стола.
