— Но это уже эндокринология. Совсем другая сфера, — удивилась Карцева.
— Она говорит: само время подсказывает, что делать. Только надо уметь слушать!
— Гм…м — пробормотала Ирина Андреевна. — В логике не откажешь.
— С помощью антигормонов можно приостановить раннее половое созревание. Сейчас, говорит она, очень часто происходят гормональные нарушения у подростков, особенно состоятельных родителей. А я — тут как тут! Это она говорит, не я!
Ирина Андреевна молча слушала.
— Но ведь и ты, и бабушка тоже делали отступления? В человеческую сторону? — тихо спросила Евгения.
— Кто тебе сказал? — В голове Карцевой лихорадочно проносились варианты: откуда и кто мог узнать?…
— Да это просто. — Евгения заметила, как напрягся подбородок у матери. Она не ошиблась, она догадалась правильно. Чтобы продлить удовольствие от правильного ответа, она начала издали: — Те дни, когда ты меня лечила солнцем, — она насмешливо взглянула на мать, — думала, я не понимаю, почему ты меня выставляла на улицу в определенные часы? За это спасибо. Так вот, от лечения солнцем у меня просветилась голова. Видимо, витамина Д во мне стало столько, что мысли забегали. — Она засмеялась. — Я, оказывается, не коллекционер по своей природе, а аналитик. Вот этим я и занималась. Ставила вопросы, а потом сама на них отвечала.
— Что же ты такого наотвечала? — осторожно подталкивала мать.
— Если бы бабушка не делала кое-что для людей, никто бы не дал ей денег на исследования.
— Т-а-ак. А я?
— А ты продолжала. Из любопытства. Каждый ученый хочет открыть то, с помощью чего можно управлять другими. Разве нет?
— Ну-у… разумно, — кивнула мать.
— Ты могла этим заниматься из чисто академического интереса. Потому что выпала из поля зрения тех, в чье поле входила бабушка. Они сами выпали, — хмыкнула Евгения. — Все знаем, куда — в охранно-коммерческую сферу.
Ирина Андреевна покачала головой.
— Однако… Ну что ж, я рада.
— Чему именно? — спросила Евгения.
— Что у меня есть дочь, а у нее — мозги.
Они засмеялись, довольные друг другом.
— Что ж, тогда продолжим наши игры? — спросила мать.
— Конечно!
8
После того как Евгения и Лилька начали работать на звероферме, квартира в Тушине им была не нужна. Они расплатились с хозяйкой, которая все еще дежурила в своей мастерской. Прощаясь, художница сказала, что пока никому сдавать не станет, таких замечательных девушек, как они, ей не найти, а пускать кого попало — опасно. Не дай бог, потеряет и мастерскую, и квартиру.
У нее была особенная манера говорить — короткими фразами, с расстановкой. Будто кистью, с размаха, она кидала на холст порцию краски.
— И вообще. Я готова продать. Все. Купить дом. В деревне. Все забыть.
Подруги по-прежнему почти не разлучались. Лилька, правда, ночевала у себя дома, но не всегда. Работали девушки в разных отделах, поэтому не всегда часто виделись днем.
Лильке, похоже, не слишком нравилось в отделе кормов.
— Надоели мне эти потроха, субпродукты, рыбьи хвосты, костная мука и прочие звериные радости, — шипела она, с отвращением отряхивая руки. Как будто кормила зверьков с рук.
— Мама переведет тебя в лабораторию, как только появится место, сама знаешь, — пыталась успокоить Евгения подругу.
Она испытывала неловкость. Конечно, она никогда бы не поменялась с Лилькой. Да и мать не позволила бы. У каждого свой путь, а для нее он определен слишком давно, чтобы уклониться или изменить его. Иногда Евгении казалось, что случай с Костей тоже как-то связан с этим путем. Может быть, где-то там… где управляют Судьбой, написано: она, Евгения Карцева, прежде всего должна принять то, что ей приготовили бабушка и мать. А уже потом — все остальное. К тому же напоминала она себе, если бы не они, точнее, не их дело, она никогда бы не познакомилась с Костей.
Но… Что она могла сказать Лильке? Только вот это:
— Знаешь, чем трудна доля наследницы? — Она поморщилась, потом засмеялась, призывая поддержать ее, похихихать вместе над жеманным словом «наследница».
— Чем же? — Лилька не уловила никакого юмора, в ее голосе звучал иной оттенок — неудовольствия.
— Наследница вынуждена заниматься тем же, что и предки. Глупые они были или умные — не важно. Но если они создали свое дело, то его придется продолжать. Делать спички, например, или заниматься ассенизацией.
Лилька фыркнула:
— Между прочим, знаешь, как ассенизаторы назывались при царе Горохе?
— Как?
— Золотари, — теперь Лилька фыркнула с удовольствием. Оказывается, Евгения не знает чего-то, а она — знает. Наконец-то!
— Ну да? — изумилась Евгения. — А какая связь?
— Я думаю, чтобы красотой прикрыть гадость, — Лилька поморщилась.
— А я думаю, — Евгения смотрела поверх рыжих Лилькиных кудрей, — они надеялись найти золото в любом навозе. И наверняка находили.
Лилька махнула рукой: мол, ерунда!
— Но, если честно, если бы я выбирала сама, чем заняться, то, наверное… историей русской усадьбы, — продолжала Евгения.
— Ох… — Лилька остановилась с поднятой ногой, которую она уже поставила на деревянную ступеньку. По четвергам подруги ходили в баню на звероферме, обе любили париться. — С какой это радости? — она встала на ступеньку обеими ногами.
— Моя бабушка происходит из старинного рода Апраксиных.
Лилька поморщилась:
— Что-то такое слышала. Фамилию, я имею виду. Но вообще-то все происходят от кого-то. У каждого — свой род. Даже у меня какой-то…
— Так вот, — поспешила Евгения увести ее от болезненной темы, — у Апраксиных было поместье в Ольгове. Надо ехать по Дмитровскому шоссе…
— Уж не хочешь ли ты его заполучить? — насмешливо поинтересовалась подруга, снова стоя на одной ноге, но уже на ступеньку выше. Она смотрела на свой новый ботинок, который ей нравился. Черный, узконосый, на тонком каблуке.
— Лилит, — Евгения вдруг заметила такую красоту. — В таких — и в баню?!
— Я разуюсь, когда пойду мыться, — ядовито улыбнувшись, пообещала она. — Нравятся?
— Оч-чень, — с чувством ответила Евгения.
— На всю зарплату, — вздохнула Лилька.
— Ужинать будешь у нас, — предупредила Евгения.
— Премного благодарна, ваша светлость, — церемонно поклонилась Лилька. — Или как к вам, Апраксиным, обращаться?
— Да ну тебя, какая вредная. Я о высоком, а ты…
— А я о средней высокости, — засмеялась Лилька. — О ботинках.
