Вид у нее был изрядно утомленный: верно, затянувшиеся поиски все же не прошли даром. Дуняша так боялась важной барыни, что не смела в ее присутствии и слова произнести. Вера наконец получила возможность предаться собственным мыслям. Варвара Петровна не ошиблась: девушка не испытывала счастья, получив благословение Вольской на венчание с ее сыном. Что-то ей подсказывало, что в любой момент вздорная барыня может передумать, добившись желаемого. Но не это сдерживало ее чувства. Более всего Вера боялась, что Вольский ее не простит. Однако не было желания более страстного и нетерпеливого, чем видеть его поскорее! Пусть только одним глазком посмотреть на любимого, услышать его голос, прежде чем лишиться последней надежды под его холодным, непримиримым взглядом. Она непременно поедет и, коли это в ее силах, вернет ему интерес к жизни любой ценой. Пусть даже если потребуется отречься от себя…
Затем мысли ее перенеслись к князю, и Вера поняла, что с радостью ждет встречи с ним. Она не успела подвергнуть трезвой оценке сии чувства, поскольку Варвара Петровна возвестила:
– Вот и прибыли.
Дом князя располагался на Малой Морской улице, неподалеку от Невского проспекта. Это был роскошный дворец в три этажа с колоннами и замысловатыми фигурами на фасаде. Гостей встречал важный лакей в пудреном парике и роскошной ливрее. Отправив Дуню в людскую, он препоручил дам камердинеру князя. Тот провел их в богатую гостиную, украшенную с изрядным художественным вкусом. Ждать не пришлось: князь явился тотчас. Целуя руки дамам, он определенно волновался, судя по капелькам пота на его седоватых висках. Взглянув на воспитанницу, Браницкий тепло улыбнулся:
– Вот ты и дома, Вера. Надеюсь, более не исчезнешь. Пощади мое немолодое сердце.
Варвара Петровна, привыкшая во всем главенствовать, обратилась к князю:
– Ты уж, батюшка, Федор Сергеевич, как уговорились, отпусти Веру за Андрюшей в деревню. Я дам своих людей, Дуньку тоже пусть возьмет.
– Не ранее, чем представлю ее ко двору, любезная Варвара Петровна.
Вольская удивленно подняла брови:
– Ко двору? Это зачем же?
Мужественное лицо князя осветилось счастливой улыбкой. Он обратился к Вере с неожиданной торжественностью:
– Дитя мое, сегодня государь удовлетворил мое прошение о признании тебя дочерью и моей единственной наследницей.
– Дочерью? – еще более удивилась Варвара Петровна.
Вера молчала, не в силах выговорить что-либо. Князь продолжал:
– Варвара Петровна, теперь нет причин скрывать: Вера – моя родная дочь!
– Вот тебе на! – только и могла изречь Варвара Петровна.
Глава 6
Княжна
С трудом привыкала Вера к своей новой роли: к обращению «княжна», к почтительному обхождению прислуги, к отеческим поцелуям князя и его внимательному, любящему взгляду. Верно, князь желал искупить свою вину перед Анастасией и ее дочерью, восполнить пробел в их отношениях исключительной заботой и участием, долгими беседами вдвоем. Непривычная к такой опеке, Вера терялась, замыкалась в себе, чем весьма огорчала отца.
Вольская отбыла в Москву. Перед тем она взяла с княжны крепкое слово, что та непременно, как будет можно, отправится к Андрею в имение. В проводники был оставлен Степан, красивый парень из собственной гвардии Варвары Петровны. Однако князь не желал так скоро отпускать Веру по нескольким причинам. Во-первых, было наряжено следствие по делу Алексеева, Архиповны и Янгеля. Показания Веры были необходимы. Князю удалось добиться для дочери разрешения суда не являться лично, а дать лишь письменные показания. Во-вторых, Браницкий полагал представить Веру ко двору во время петергофского праздника в честь государыни, на котором он должен был присутствовать. В-третьих, надобно было оформить нужные бумаги, связанные с признанием отцовства. И в-четвертых, едва обретя дочь, князь вовсе не желал с ней так скоро расставаться.
Без участия детей Вольская и Браницкий решили венчать их в Москве по возвращении Веры и Андрея из имения. А после уж сами молодые должны выбрать, где им жить: в Москве или Петербурге. Вольская думала склонить их на Москву, а Браницкий надеялся, что дети непременно выберут Северную Пальмиру.
Беспрестанный интерес к ее персоне смущал Веру, новые перемены пугали, необходимость представляться императорской фамилии подавляла своей важностью. Говорить без всяких церемоний она могла теперь лишь с Дуней, с ней и отводила душу новоиспеченная княжна. В отсутствие князя они осмотрели дворец во всех подробностях, подивились роскоши, комфорту, красоте многочисленных комнат, мраморных лестниц, изваяний, каминов, окон. После Вера рассказала горничной свои приключения именно с того момента, когда она была похищена Вольским. Дуня слушала с раскрытым ртом и лишь тихонько охала и причитала:
– Ой, батюшки-светы! Ой, лихонько-то!
И самой рассказчице уже не верилось, что все это произошло с ней. Но подлинно фантастическое в ее истории было ее волшебное преображение из бывшей воспитанницы, актрисы, гувернантки в богатую наследницу княжеского рода. Вера невольно с опаской ждала, что все вдруг исчезнет, растает как прекрасный сон, рухнет в одночасье, как не раз уже бывало. Все, что происходило с ней, напоминало ее вымыслы и мечты. Одно она знала наверное: без Вольского не могло быть счастья, как не может звучать скрипка без смычка, как не бывает водевиля без счастливого финала…
У Дуняши были свои секреты. Она поведала, как в опустевший дом княгини Браницкой явилась Варвара Петровна и потребовала к себе горничную пропавшей воспитанницы. Она взяла Дуню к себе в дом, а после и на поиски Веры. И вот с тех пор как Дуня впервые увидела кучера Вольской Степана, она потеряла всякий покой.
– А он такой важный, меня и не замечает. Сказывают, барыня давала ему вольную, не взял. Лошадей страсть как любит! Он и спит в конюшне. Разговаривает с ними точно с детьми, такой чудной! «Лошадь, она, – говорит, – лучше и умнее человека».
– Зачем же Степана здесь оставили? Каково ему без друзей?
– Так он и здесь при лошадях! Жить в конюшне ему не позволили, но ходить за лошадьми – пожалуйте.
Дуня страдала от невнимания красавца кучера и ждала – не могла дождаться, когда же тронутся в деревню. Ведь им предстояло проделать вместе довольно долгий путь. Заинтригованная Дуней, юная княжна пожелала взглянуть на Степана новыми глазами. Для этой цели следовало выйти во внутренний двор, где располагались хозяйственные постройки и княжеская конюшня. У Браницкого, конечно, имелся собственный кучер, поэтому Степан пока находился не у дел. Однако он не скучал, ухаживая за лошадьми и благоустраивая конюшню.
Дуня от смущения спряталась за спину барышни, когда они завидели шагающего по двору с огромной охапкой сена высокого и статного Степана. Приметив госпожу, он поспешил свалить сено в ясли и поклонился барышне. Глаза его, голубые, в обрамлении темных ресниц, лукаво блеснули: он увидел прячущуюся Дуню. Длинные русые волосы Степана, разобранные на пробор, были перехвачены тонким кожаным ремешком, а сзади, стриженные в скобку, открывали сильную загорелую шею. На кучере была красная шелковая рубаха с косым воротом, подпоясанная цветным кушаком, и нанковые штаны. Вместо лаптей на ногах его красовались добротные кожаные сапоги. Степан был красив здоровой, первобытной красотой.
