Зарывшись лицом в его рубашку, Миллисент недовольно спросила:
– Вы пришли сюда поговорить об этом?
– Нет. Я пришел, чтобы сделать вот это. – Он поцеловал ее в макушку, крепче притянул к себе и прижался щекой к ее щеке. Потом глубоко вздохнул, словно пытаясь вобрать в себя всю ее. – Мне нравится, как вы ощущаетесь в моих объятиях и как от вас пахнет.
Ей следовало бы дрожать от страха, что их увидят, но вместо этого Миллисент думала только о его прикосновениях и о том, как ей хочется ощутить его губы на своих губах.
– Я не хочу быть безрассудной, Чандлер, – серьезно прошептала она.
– Нет, Миллисент, вы вовсе не безрассудны. Вы умная, красивая и очаровательная. – Он медленно провел костяшками пальцев по ее щеке – так медленно, словно они располагали бесконечностью, чтобы быть вместе.
– Что бы вы сделали, если бы к дверям подошел Филлипс или кто-то из горничных?
Чандлер поцеловал ее в щеку, провел губами по шее и прошептал:
– Я бы показал вашу бальную карточку, которая лежит у меня в кармане, и сказал бы, что нашел ее на полу, когда вы уехали с бала. Я бросился за вами, но не успел, поэтому поспешил к вашему дому в своем экипаже. Я отдал бы ему карточку, сопроводив ее гинеей. Мудрее поступка просто не придумаешь.
– Это говорит о том, какой у вас большой опыт в тайных свиданиях с дамами.
– Есть кое-какой.
– Слишком большой.
– Достаточный.
– Такой большой, что я не могу состязаться с вами по части интриг.
– Так оно и должно быть.
Миллисент откинула голову назад, дав Чандлеру возможность поцеловать себя за ухом, после чего он провел губами по ее векам и вниз по шеке. От этого ее охватило какое-то томное ощущение.
– Я знал, что не смогу заснуть, если сегодня не увижу вас и не обниму, – прошептал он ей на ухо.
Тепло его дыхания на ее коже, сила его тела, прижавшегося к ней, соблазн, исходящий от его слов, вызвали у Миллисент желание забыть обо всем, кроме этого человека, умеющего будить ее чувства. Ей нравилось, как он прикасается к ней и прогоняет ее страхи.
Миллисент ощутила желание, доныне ей неведомое. Она подняла к нему свои губы. Мягкое тепло его языка медленно и дразняще очертило контур ее губ, прежде чем Чандлер страстно впился в них поцелуем, прогнавшим остатки ее осторожности.
Рука Чандлера обхватила ее грудь. Дыхание Миллисент участилось. Его ладонь распласталась на ее груди и осторожно задвигалась вверх и вниз, отчего по всему ее телу побежали мурашки наслаждения.
С огромным трудом Миллисент нашла в себе силы, чтобы сказать:
– Я должна вернуться. Гамлет лает, сообщая леди Беатрисе, что я пришла домой. Она пошлет Гленду искать меня, если не услышит, как я поднимаюсь по лестнице.
– Хорошо, – прошептал он. – Я вас отпущу.
«Нет, не нужно».
– Но только после того, как получу еще один поцелуй. Я хочу лечь спать, ощущая на губах вкус ваших губ.
Чандлер наклонился и прижался к ней губами в нежном, томительном поцелуе. В прохладе ночи его губы были теплыми. Он заключил ее в кольцо своих рук, крепко прижав к своей груди. Это было удивительное ощущение.
Миллисент удовлетворенно вздохнула. Не встретив его сегодня на балах, она была огорчена, и сейчас, пре красно понимая, что должна рассердиться на то, что Чандлер упорно подвергает опасности ее репутацию, она могла думать только о том, как она счастлива – ведь он специально пришел, чтобы повидаться с ней.
– У ваших губ вкус вина, – тихо проговорила она в тепло его рта.
Он слегка кивнул.
– Я пил, пытаясь забыть вас.
– Судя по всему, это не помогло.
– Да. Не помогло. Мы не подходим друг другу, но я не могу не думать о вас. Боюсь, что вы вошли в мою душу.
У Миллисент остановилось дыхание. Что он говорит?! Когда он произносит такие слова, ей так хочется ему верить.
– По-моему, вы знаете все, что нужно сказать, чтобы женщина потеряла из-за вас голову.
Чандлер приблизил к ней лицо. Не пытается ли он увидеть в темноте ее глаза и прочесть ее самые тайные мысли? Этого нельзя допустить. Она должна воспользоваться его минутной слабостью.
– Я хочу знать, что вам доставляет удовольствие.
– Вы знаете, как целовать, дразнить и вызывать у меня желание, какого никогда не вызывал ни один мужчина. Вы повеса. Вы делаете то, в чем сильны, и я не могу с вами бороться.
– Миллисент, вы меня неправильно поняли.
– Нет. Мне не стыдно признаться, что мне нравятся ваши прикосновения и поцелуи. Я мечтала о том, чтобы мужчина вызывал у меня такие чувства, какие вызываете вы, но я не хочу стать жертвой, поверив, будто бы я вам дорога, Чандлер. И не пытайтесь меня в этом убедить.
– Ладно. – Он отступил. – Полагаю, будет лучше, если мы не станем обманывать друг друга.
Миллисент глубоко вздохнула, удивляясь своему благоразумию. Ведь так легко было бы поверить ему! Слава Богу, что она этого не сделала.
– Вы не возражаете, если я нанесу вам завтра визит и повезу вас в Гайд-парк?
– Почему вы так настаиваете на визите?
– Сегодня вечером я сам задавал себе этот вопрос и не нашел иного ответа, кроме одного: я хочу быть с вами.
– Если я соглашусь видеться с вами открыто, вы можете пообещать, что больше не будете видеться со мной тайком?
– Нет.
Он сведет ее с ума!
– Вы непостижимый человек, Чандлер. Зачем вам видеться со мной и открыто, и тайком?
– Разве я смогу целовать вас так, как мне хочется и как хочется вам, если мы не будем видеться тайно?
– В том-то вся и трудность. Боюсь, что только я безумно стремлюсь избежать скандала.
– Так оно и есть. Я зайду к вам в половине четвертого. Будьте готовы.
И с этими прощальными словами он скользнул в туманную тьму.
Ресницы Чандлера затрепетали, встретив яркое полуденное солнце. Он прищурился, глаза не хотели привыкать к дневному свету. Приснилась ли ему Миллисент, или она действительно была в его объятиях?
Они находились в комнате, освещенной всего одной свечой. На ней было воздушное белоснежное платье с глубоким вырезом. Кожа ее сверкала, как тончайший алебастр, и была на ощупь мягкой, как самый дорогой шелк, который ткут на Востоке. У нее был вкус меда. Он целовал ее. Целовал как безумный. Пока не вмешался резкий свет реальности.
Да, это был всего лишь сон. Он расстался с Миллисент у дверей леди Беатрисы.
Чандлер закрыл глаза и перевернулся на спину. Простыня была прохладной. Подушка удобно обхватила голову. Ему не хотелось пробуждаться от сладкого сна, но выбирать не приходилось. Хотя камердинера, не было видно, Чандлер знал, что тот двигается по комнате, бесшумно раздвигая шторы на окнах, раскладывая бритву, наливая воду в таз для умывания.
