Пахомов оказался прав: в среду утром Мерлин снял со своего счёта все наличные деньги, девяносто тысяч долларов. Карточкой не пользовался — очевидно, не хотел оставлять следы и за билет заплатил наличными. Лукоперецу уже доложили, что в среду, в шестнадцать часов двадцать минут из аэропорта Остафьево на Херсон стартовал самолёт ЯК-40, оплаченный его пассажиром господином Мерлиным Владленом Лаврентьевичем.
— В четыре часа он звонил своей секретарше и нашей Тине, очевидно, звонил уже из самолёта… Но почему Херсон?.. Он же обещал показать тебе приморские страны?.. Не верь мужчинам, Тиночка!
— Я и не верю, — ответила Тина с каким-то оттенком в голосе, который не предвещал ничего хорошего.
Борис сделал вид, что не заметил (Потом разберусь!) и скомандовал:
— Едем на Главпочтамт, может, из письма что-то прояснится. А ты, Вовчик, постарайся выяснить, есть ли у него на счетах деньги, в каких странах и в каких банках… А они у него явно где-то есть!.. Конечно, не в Херсоне.
…В машине Тина сидела молча, на вопросы отвечала односложно: да, нет, нормально. Борис припарковал свой «Форд» за несколько кварталов до почтамта.
— Давай пройдёмся.
Они зашагали по тротуару.
— Ну, раскалывайся: в чём дело?
— А ты не догадываешься?
— Нет.
— Конечно: для тебя это нормально.
— Ну, скажи, наконец, что я такое криминальное совершил?
— Ты не сказал, что там, в доме Мерлина, будет Алина.
— Клянусь, я не знал, для меня это было неожиданностью.
— Я тебе не верю. Ты от меня это скрыл. Поэтому и не взял меня.
— Повторяю: я даже не предполагал, что она может там очутиться.
— Не ври, я тебя всё равно не слушаю. — Тина нервно отбросила его руку. — Я не хочу разговариваю с тобой!.. Не хочу слышать твоего вранья!.. Понимаешь?.. Я вообще больше не буду с тобой разговаривать!.. Никогда!.. Ты понял?
— Теперь понял… А с кем? С кем ты будешь разговаривать?
— С теми, кто мне не врёт!.. С кем угодно, только не с тобой!..
— Хорошо!
Борис бросился к проходящей мимо интеллигентного вида даме, в очках и шляпке. Остановил её.
— Простите!.. Вы не могли бы поговорить с этой женщиной, — и он указал на Тину.
Дама удивлённо подняла брови.
— С ней?.. Я её не знаю.
— Это неважно. Она хочет с вами поговорить.
— О чём?
— О чём угодно!. Просто поговорить!
Дама решительно обошла Бориса и шагнула дальше, бросив через плечо:
— Я не стану разговаривать с первой встречной!..
Рядом проходила влюблённая парочка. Они шли в обнимку и периодически целовались. Борис бросился к ним.
— Ребята! Эта женщина хочет с вами поговорить, — он кивнул в сторону Тины.
— Опять будет мораль читать, что на улице нельзя целоваться, — вздохнула девушка.
— Нет, нет! Она просто хочет поговорить, на любую тему.
Парень нагнулся к нему и объяснил:
— Старик, нам не до неё, — и, ещё крепче обнявшись, парочка зашагала дальше.
Но Борис был неутомим. Следующей, он остановил старушку с коляской, очевидно, няню.
— Пожалуйста, поговорить с этой женщиной?
Та испуганно шарахнулась в сторону.
— Не приставайте ко мне!
— Ну, хоть немножко, хотя бы две-три фразы, — настаивал Борис.
— Да не хочу я с ней говорить! — няня, прикрывая своим телом коляску, откатывалась от Бориса. — Отстаньте от меня!.. Я сейчас полицию позову!..
— Видишь? — Борис с торжествующим видом вернулся к Тине. — С тобой никто не хочет говорить, кроме меня. А я готов говорить с тобой! Всегда, везде, всю жизнь и… — Он не договорил: Тина хохотала, громко, не в силах сдержаться, чуть ли не навзрыд.
— Что с тобой? — испуганно спросил он.
Она, захлёбываясь от хохота, не в силах что-то произнести, вместо ответа только махала руками, мол, не могу, не могу, подожди чуть-чуть… Наконец, справившись с этим приступом, обняла его, прижалась щекой к щеке.
— Какой же ты сумасшедший!.. Я тебя обожаю!.. Зачем ты приставал к людям?.. Зачем ты их пугал?.. Ты видел их лица?.. Только, пожалуйста, не отвечай мне, а то… я опять… я опять… ой, не могу!..
И снова зашлась в приступе хохота. Она смеялась так искренне и заразительно, что Борис не выдержал и стал хохотать вместе с ней.
…На Главпочтамте письма всё ещё не было. Борис вызвал заведующую отделением, возмущался, тряс удостоверением, но та только разводила руками:
— Ничего не могу поделать, очевидно, письмо заказное, оно дольше идёт.
— В одном городе! Третьи сутки!
— Москва — это не город, это страна. Если б вы хоть знали, из какого отделения послано, можно было бы дать запрос, а так… Ждите. До вечера поступит.
— Наша почта — самая почтовая! — объяснил Тине Борис, и они вышли на улицу. — Надеюсь, письмо сегодня всё-таки придёт. Потеряны три дня — важен каждый час. Поэтому, Тинуля, ты садишься за столик в ближайшем кафе, кушаешь свои любимые сосиски, заедаешь шоколадным мороженым, пьёшь кофе с ликёром и каждые полчаса приходишь сюда и требуешь письмо — или они его разыщут, или сами напишут. А я сейчас еду к твоему любимому Августу Генриховичу Шляпке, мы договорились, он ждёт.
— Ой, я тоже к нему хочу.
— Как только получишь письмо, прыгай в такси и мчись к нам. Где он живёт, запомнила?
— Конечно.
— У меня есть пару вопросов, надеюсь, он что-нибудь подскажет.
— Он подскажет. Он такая умница!.. У него такая светлая голова!.. Такое чувство юмора!..
— Прекрати или я сейчас тоже устрою сцену ревности!
Через полчаса Борис позвонил в квартиру Шляпке. Профессор-гномик встретил его в вечернем чёрном костюме, под которым была надета чёрная рубашка с тёмно-серым галстуком. Заметив удивлённый взгляд гостя, объяснил:
— Я только что вернулся с кладбища. Хоронил старого друга, Когда-то он занимал важный пост, попытался бороться с коррупцией, замахнулся на больших людей — ему этого не простили: подбросили доллары, обвинили во взяточничестве, был суд, дали условный срок и, конечно, уволили. Последние годы жизни он посвятил реабилитации своего имени, было много адвокатов, апелляций, пересмотров… И вот итог: за гробом несли все его удостоверения, ордена, почётные грамоты и, самое главное, решение Верховного суда в его пользу. Так что правда, в отличие от здоровья, восторжествовала. — Он помолчал пару секунд и продолжил. — Где-то я прочитал: война государства с коррупцией — это борьба нанайских мальчиков…
