Книга Ангельский концерт, страница 69. Автор книги Светлана Климова, Андрей Климов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Ангельский концерт»

Cтраница 69

— Его тоже отравили?

— Не знаю. В нашем экспертном центре никто не делает анализов тканей на присутствие следов нейротоксинов, это выше их возможностей. Конечно, если бы делом опять заинтересовалась прокуратура, но на это рассчитывать не приходится…

— А как он туда попал?

— Скорее всего, уже мертвым. Где ты видела пса, который угодил бы в яму на территории, где он знает каждую травинку? Но есть еще один момент. Пролом в досках можно было бы заметить издали, но кто-то его аккуратно прикрыл и засыпал сверху сухими листьями. Вряд ли это дело рук соседей.

— Ты считаешь, что Брюс погиб не в доме?

— Это очевидно, иначе люди Гаврюшенко обнаружили бы его труп, а они только зафиксировали отсутствие собаки. Перед смертью пес мог забиться в заросли — не забывай, что стоял июль. Видела бы ты этот малинник! Там не то что лабрадора, и приличного носорога можно спрятать.

— Я не понимаю… — вдруг жалобно протянула Ева.

— О чем ты, детка? — Я с трудом расфокусировался: перед глазами у меня все еще стояли голые ветви яблонь, ограда, заплетенная диким виноградом, и дышащая смрадом горловина ямы, где обрел последнее пристанище симпатяга Брюс.

— Я никак не могу понять, почему сработала сигнализация в доме. Ты сказал, что Кокорины включили ее в десять, как всегда. Сигнал тревоги поступил на пульт в десять тридцать. Если дверь была на замке, кто-то же ее открыл?

— Необязательно на замке. Достаточно ее просто прикрыть, и датчик покажет, что все в норме… — Тут я вспомнил, как искал фонарь в стенном шкафу в прихожей, и следы собачьих когтей на дверной филенке. Входная дверь в доме Кокориных открывалась наружу.

— Это Брюс, — уверенно произнес я. — Больше некому.

Ева сообразила мгновенно.

— Ну-ка представь: Кокорины накрыли стол к праздничному ужину, включили сигнализацию, но входную дверь при этом запирать не стали. Затем скормили порцию отравы лабрадору, так как не могли знать, насколько быстро яд подействует на них самих, после чего оба покончили с собой, сделав по паре глотков вина с TeNT. Яд подействовал на Брюса медленнее, и он пополз из дома в сад — помирать. Для этого ему пришлось открыть входную дверь. Тут-то и сработала сигнализация… Господи! Ты-то сам, надеюсь, не веришь в эту чушь? Говорю тебе — в доме находился еще один человек.

Я попытался вернуть ее к фактам.

— Не забывай, что следственная группа не обнаружила никаких следов присутствия посторонних в доме. Отпечатки, вещдоки — ноль. Только при условии, что Кокориных посетил бесплотный дух…

— Следственная группа! — презрительно фыркнула Ева. — Пса они тоже не нашли. Это в двух шагах от дома! А записка в кухонном контейнере, согласно которой Матвей Ильич собирался двадцать второго июля связаться со своим французским коллегой?

Я пожал плечами:

— Скорее всего, Брюса они и не искали — он им ни к чему. Что касается записки, она могла попасть в контейнер вместе с мусором позже, уже после похорон. Павел и Анна занимались уборкой, не читать же им всякую скомканную бумажку!

— Не знаю… — Ева потерла висок и отвернулась к окну. Во дворе было темно и тихо, как на обратной стороне Луны. Только два-три окна еще горели в пятиэтажке напротив. — Не могу отделаться от ощущения, что все эти годы Кокорины прожили как под колпаком. Я не знаю, почему за ними следили и что там числилось за семейством Везелей, но нужно быть слепым или полностью погруженным в свой собственный мир, как Матвей Ильич, чтобы этого не замечать. Одна Нина Дмитриевна знала все, но у нее хватило мужества, чтобы не подавать виду и не проговориться даже в собственном дневнике…

Она обогнула кухонный стол и оказалась у меня за спиной. Я почувствовал, как ее ладони мягко легли мне на плечи.

— А самое главное, — произнесла Ева, — ничего не закончилось, не думай. Тот, кто явился к ним вечером шестнадцатого июля, придет в этот дом снова. Потому что он не получил того, за чем приходил. А иначе Кокорины были бы живы и здоровы. Если хочешь, можешь считать меня деревенской дурочкой.

— На этот счет будь спокойна, — заверил я. — Он уже приходил.

Ева напряглась. Наверное, мне следовало бы рассказать ей обо всем, что я заметил в доме на Браславской, в тот же день, но я был целиком поглощен чтением рукописей покойных супругов.

— Почему ты так думаешь?

— Ты хорошо помнишь комнату Нины Дмитриевны?

— Еще бы! Замечательная комната, мне понравилось. Сразу виден характер — ничего лишнего, все продумано, у каждой вещи постоянное место. Определенность и устойчивость. И знаешь еще что: если бы я не знала, то подумала бы, что она принадлежит гораздо более молодой женщине.

— Да, — сказал я. — Довольно точно. Только я не об этом. И у Нины Дмитриевны, и в кабинете Кокорина есть признаки, указывающие на то, что в доме кто-то побывал. Выведенный из строя датчик сигнализации на окне, которое выходит на верхнюю террасу и, соответственно, в сад — раз. Оставленная открытой ригельная защелка на том же окне — два. Приписать это случайности я не могу — провода, ведущие к датчику, не оборваны, а перерезаны и аккуратно заизолированы кусочком лейкопластыря. И похоже, что это было сделано в день похорон. При осмотре места происшествия окно оперативники не могли прошляпить — это азы.

— Ты, кажется, говорил, что в этот день в комнате побывал Галчинский?

— Ему понадобилось срочно прилечь — что-то с сердцем. Наверх его сопровождала некая Евгения Синякова.

— А это еще кто такая?

— Понятия не имею. Вроде бы знакомая Галчинского и Кокорина-младшего. Со слов Павла, не то искусствовед, не то журналистка. У Синяковых темно-вишневый «дэулэнсер». На этой машине Евгения с мужем подвозили Галчинского в день похорон. Потом ее или точно такую же машину видели соседи пару дней спустя. «Дэу» простояла на Браславской почти весь день, но не рядом с одиннадцатым номером, а метрах в ста. В машине никого не было.

— Вот как? — Ева прищурилась. — А что там вообще делала эта Синякова?

— Галчинский утверждает, что супруги просто подвезли его, а затем Евгении пришлось остаться, так как он еще по дороге почувствовал себя неважно.

— Она что, еще и сиделка?

— Вряд ли. Он, видите ли, крайне нуждался в дружеской поддержке и без Евгении вряд ли справился бы с ситуацией. Собственно потому Галчинский и позвонил с утра Синяковым — у него ведь есть своя машина.

— Слишком много Галчинского, — с сомнением проговорила Ева. — Уж больно он вездесущий. Интересно, успел он обнаружить, что картины в мастерской Кокорина уже нет? Тоже, между прочим, повод для тахикардии.

— Как бы там ни было, но я не думаю, чтобы Константин Романович стал собственноручно резать провода. Не его стиль. И потом — внизу, в гостиной, стояли два гроба, в одном из которых лежало тело женщины, которую он любил всю жизнь. И с которой ему не дали по-человечески проститься.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация