— Сбавь скорость до двухсот, — приказал я. — Хочется
взглянуть на аборигенов.
Через мгновение лес начал редеть. Появились выжженные
проплешины, квадратики засеянных каким-то злаком полей. Подсечно-огневое
земледелие, один из самых примитивных способов добывания пищи.
Потом поля кончились. Мелькнули цепочки изгородей, маленькие
конусообразные хижины, чем-то напоминающие африканские. Между ними, застыв в
самых причудливых позах, прижимаясь к земле, смотрели в небо люди. В длинных
меховых накидках, с неожиданно белой кожей и соломенно-желтыми волосами.
— Типичная реакция гуманоидов на незнакомый летающий объект,
— пояснил Ланс. — Нас учили основам контактологии. Если здесь найдут ценные
руды или экзотические полезные растения — планета быстро цивилизуется.
Какой-нибудь развитой мир установит над ней протекторат…
Деревня осталась позади.
Контактология, протекторат, экзотические растения… Мой мозг
преобразует стандартный галактический язык в понятные мне слова. Для Даньки,
возможно, они звучали бы, как наука о контактах, опека, редкие травы…
А для более умного, чем я, представителя землян, понятия стали
бы еще сложнее — и наверняка лучше передавали бы истинный смысл галактического
языка…
— Теперь ты видишь, что это не Земля, — иронически сказал я
Лансу. — Мы с Данькой на этот народ ничем не походим.
Ланс молча кивнул.
Ничем не походим… Так ли это? Цвет кожи и волос — детали, я
сам объяснял это Даниилу. Главное — уровень технологии. И в этом отношении
Земля такая же отсталая планета, как негостеприимный мирок, вращающийся вокруг
холодной звезды Шор-17. Над нами тоже могут установить опеку. И начать разработку
урана — он ценится в космосе не меньше, чем у нас. Вывозить павлиньи перья и
китайские шелка, индийские пряности и древние картины. Попутно Землю
«цивилизуют», прекратят на ней мелкие ненужные войны, а взамен начнут вербовать
молодежь в армию планеты-покровителя…
Может быть, нам несказанно повезло, что на Земле нет Храма?
Мы развиваемся сами, не чувствуя своей ущербности. Мы тянемся к звездам, не
предполагая, что можем оказаться в длинной шеренге отсталых, никому не
интересных миров… Стоит ли искать Землю, открывать к ней широкую дорогу вместо
нынешней извилистой тропинки? Не лучше ли вернуться на нее вместе с Даниилом…
или хотя бы прекратить поиски, за которые в будущем меня будут проклинать
тысячи поколений землян.
— Еще одно селение. — Голос Ланса вырвал меня из
задумчивости. — Мы прочесали круг радиусом в сто километров вокруг корабля.
Никаких следов…
— Продолжаем поиск. — Я сказал это не только Лансу, но и
самому себе.
Я должен найти Землю. Хотя бы потому, что на ней уже побывал
проходимец, купивший плутоний и титан за несколько дешевых технических новинок.
И Данька, обычный мальчишка с Земли, не случайно оказался возле моего корабля.
Кто-то включился в игру — а призом в ней Земля. И лучше уж протекторат Тара, обязанного
своей свободой землянину, чем любого другого мира. Пусть я и не стану
правителем Тара, но принцесса никогда не причинит зла моему миру.
Я найду Землю — или погибну. Это даже больше, чем любовь.
Это жизнь Земли, породившей меня, и все, что мне дорого. Я буду убивать и
нарушать незыблемые галактические законы, смогу стать предателем и палачом. Но
Земля должна остаться свободной. Память миллионов предков, соленая вода земных
океанов в моей крови — все это никогда не даст мне отступить.
— Снова деревня! — Данька с восторгом повернулся ко мне и
снова прилип к экрану. Он искренне наслаждался происходящим. — А эти
разбежались, трусы…
Ланс с улыбкой посмотрел на меня. Спросил:
— Даниил в полном восторге?
Я кивнул. Что-то заставило меня насторожиться…
— У вас красивый язык, принц. Непонятный, но его приятно
слушать. Даже хочется выучить…
— Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал
принц… — привычно съерничал я и вдруг замолчал, сообразив, что меня
насторожило.
— Поворачивай к селению, Ланс!
Вначале пилот выполнил приказ — с такой скоростью, что шар
гравикомпенсатора сжался, поглощая предельные перегрузки. Ланс почти мгновенно
изменил направление движения на противоположное. Данька застонал — для него
оказалась чрезмерной даже полуторная перегрузка. И лишь потом Ланс спросил:
— В чем дело, капитан?
— Двоечник, — выдавил я, преодолевая навалившуюся тяжесть. —
Чему тебя только учили в офицерском корпусе? В этой деревне жители нестандартно
реагируют на появление катера! Они видели летающие машины и раньше!
— Понял…
Катер завис над конусообразными хижинами. Шар
гравикомпенсатора медленно расширялся, вываливая на нас собранную про запас
гравитацию. На окраинах селения виднелось несколько фигур, стремительно
улепетывающих в лес. Женщины с детьми, отряд рослых мужчин с копьями… Два
крепких аборигена, поддерживающих дряхлого старика.
— Парализатор на ту троицу, Ланс! Это старейшина, он должен
многое знать!
Из днища вырвался почти невидимый голубой луч. Запоздавшие
беглецы повалились на землю.
— Я обездвижил всех, капитан. На всякий случай, чтобы
избежать нападения…
— Три с плюсом, пилот. — Я подхватил под мышки едва
шевелящегося Даньку. — Спускайся.
Люк катера раскрылся, я выбрался наружу, с трудом удерживая
на руках потяжелевшего мальчишку. Перегрузка исчезла. Следом за нами выпрыгнул
Ланс, словно и не замечая увеличившейся гравитации. В руках его покачивался
чемоданчик лингвенсора.
Мы отошли на пару шагов от катера, и тяжесть отпустила.
Данька немедленно выбрался из моих объятий, помотал головой, спросил:
— Что это было, Сергей?
— Потом объясню. Держись у нас за спиной, ясно?
Мы побежали вдоль хижин по утоптанной глинистой почве.
— Вот они, капитан!
Мы остановились перед неподвижными фигурами. Старик и двое
стражей, распластавшиеся на земле.
— Активируй старика, Ланс.
Ланс склонился над предполагаемым старейшиной деревни,
провел вдоль его тела диском депарализатора. Старик шевельнулся. Ланс торопливо
раскрыл чемоданчик лингвенсора, набрал несколько команд на клавиатуре.
Извиняющимся тоном произнес:
— В памяти машины лишь один диалект этой планеты. Надеюсь,
его хватит…
Я нагнулся над стариком. Сказал:
— Мы пришли с миром и не обидим никого из вас. Не нападайте
первыми, и все будет хорошо.
Лингвенсор издал серию отрывистых, лающих фраз. Старик с трудом
поднялся — и заговорил на таком же грубом, неприятном языке. Лингвенсор
перевел:
