– А, это… – Евгения Ильинична проследила за моим взглядом и объяснила: – Петя много времени посвящал изучению истории. Если его интересовал какой-нибудь вопрос, он отыскивал все, что было на эту тему, в самых невероятных источниках, изучал, и когда приходил к чему-то стройному и определенному, тогда записывал полученный ответ.
Я кивнула, подтверждая необходимость этой информации, и она продолжила.
Петр Иванович, по словам его жены, проделал титанический труд, и наверняка эти работы не один раз могли сделать ему большое имя. Но для него это было просто страстной любовью и семейной традицией.
Началось все с того, что прадед Петра Ивановича всерьез увлекся историей, и помимо того, что проводил всяческие исследования, он еще и вел своеобразный дневник, где описывал происходящие в стране изменения, свои впечатления от них, а также мнение знаменитых современников, конспектировал их высказывания и работы. Вслед за прадедом этим же увлекся дед, потом отец, а потом и до Петра Ивановича очередь дошла.
На старости лет Петр Иванович купил и освоил компьютер, как только понял его удобность. Всю жизнь он занимался тем, что переводил на современный русский все накопленные его семьей знания, а потом стал переносить их на цифровые носители. При всей своей занятости он успевал преподавать в школе, причем так, что очень много его учеников пошли по его стопам. Петр Иванович умел рассказывать, умел заинтересовать своим предметом, тем, что сам так сильно любил. Ребята приходили к нему домой: школьники затем, чтобы послушать о чем-нибудь, чего нет в программе, студенты, чтобы помог с работами и дипломами. А те, кто уже и сами чего-то достигли, приходили просто поспорить или обсудить какое-нибудь новое открытие.
Евгения Ильинична показала старые семейные альбомы, в самых первых вместо фото были маленькие рукописные портреты. Естественно, что настолько пристрастные к истории люди скрупулезно записывали историю собственной семьи. Тут же было приведено генеалогическое древо, включающее в описание десять поколений. Кусковы жили достаточно богато, денег хватало на то, чтобы мужчины могли заниматься любимым делом. Бытовало мнение, что, займись прадед чем-нибудь более прибыльным, чем история, с тем же рвением, с той же отдачей, Кусковы жили бы лучше.
– Он и меня этим покорил, нет, не любовью к былому и прошедшему, как он говаривал. Он покорил своей страстностью, тем, с каким чувством он говорил, с таким захлебывающимся придыханием. Самые заурядные вещи могли, как по волшебству, стать настолько интригующими и интересными, стоило ему только заговорить о них, что можно было заслушаться с открытым ртом. Он даже об огурцах мог говорить так, что заслушаешься…
На прощании с ним было очень много народу. Все его ученики пришли с ним попрощаться. Это был удар для всех, Петр Иванович бросил работу в школе только тогда, когда не смог самостоятельно передвигаться, за три месяца до смерти. И аргументировал свой уход тем, что занимает место какого-то молодого и полного сил учителя. Он уже не мог как прежде проводить свои занятия, не мог организовывать походы в музеи, не мог вывозить ребят на места исторической славы. Сил стало маловато.
Когда Евгения Ильинична замолчала, я уже по-другому смотрела на стойку с дисками и на книжный шкаф с полкой, заставленной старыми книгами. Понимает ли она, какое сокровище лежит у нее под носом? Несомненно, работы самого Петра Ивановича имели значение, но еще большую ценность, как научную, так и материальную, представляли собой дневники, те, что писались несколько поколений и были им переведены на современный русский.
– Евгения Ильинична, а кому Петр Иванович оставил все это богатство?
– По завещанию? Квартиру и дачу Петя оставил мне, а все свои работы и наследие предков, как он это всегда называл, он оставил девушке, Колесниковой Людмиле.
– А вас не заинтересовало, что это за девушка?
– Скорее всего, его любимая ученица, – пожала плечами Евгения Ильинична. – Или коллега, которую он считал достойной продолжить его дело. После его смерти меня вообще мало что интересует.
Поговорив еще с Евгенией Ильиничной, я обозначила для себя несколько мест, в которые неплохо было бы наведаться. Первым номером шла, разумеется, школа, затем библиотека и напоследок исторический клуб, членом которого являлся Кусков.
– Даже не знаю, чем еще я могу помочь вашему расследованию… – Евгения Ильинична посмотрела на меня полными слез глазами. – Найдите этого ублюдка, пожалуйста…
Я просто кивнула в ответ и вышла за дверь.
Сегодня оставаться на ночь в Самаре мне совсем не улыбалось, поэтому я, не откладывая дел в долгий ящик, направилась по намеченным местам.
Прибыв в школу, я, недолго думая, сразу направилась в кабинет директора. Им оказался среднего роста плотный мужчина неопределенного возраста, с сердито поджатыми губами и хмурым холодным взглядом. Он отослал меня к географичке, Софье Николаевне, по его словам, самой близкой коллеге Кускова. Бурно его поблагодарив, я направилась на второй этаж, искать кабинет географии. Директор сказал, что у Софьи Николаевны сейчас как раз окно, и она с радостью расскажет мне все, что знает о Кускове.
Он оказался прав, стоило мне только заикнуться о том, зачем я пришла, как из уст женщины ровным потоком потекли сведения.
– И что же? Вы напишете историю его жизни? Ее где-нибудь издадут или только у вас в клубе? Поверьте, Петр Иванович достоин самых высших похвал не только за свою трудовую деятельность… – вдруг прервавшись, спросила она, глядя на мой малюсенький диктофончик.
Тут нужно сознаться, что я немного исказила причины, побудившие меня сюда приехать. Я представилась коллегой Петра Ивановича по историческому клубу, которая пишет о нем заметку в газету нашего клуба, кроме того, заметка, конечно же, попадет в большую историю клуба.
Софья Николаевна говорила больше об истории, о том, какое сильное влияние Кусков оказывал на ребят. О его любви к своей работе, о некоторых их совместных проектах.
– Простите, Софья Николаевна, а недоброжелатели у Петра Ивановича были? Может, кто-нибудь не верил в его принцип работы или завидовал успеху у детей?
– Что?.. а… понятно… конечно, это добавит колорита к его портрету, то, как праведно он боролся с системой, и так далее… дайте подумать… – Софья Николаевна на минуту призадумалась, а потом с несчастным видом покачала головой. – Нет, ничего такого не было… Петр Иванович умел не выделяться, все его успехи как-то странно становились успехами всего учительского состава, идеи он умел преподносить так, что они оказывались не его идеями, а прямым распоряжением директора. Любовь детей, да, это или есть или нет. А все остальное он умел так перевернуть, что никто ахнуть не успевал. А недоброжелатели… нет, я бы не сказала, что они у него были. Он был компанейским стариканом, как его молодые учителя называют, трое из них, кстати, его бывшие ученики. Таким, знаете, который всегда смеется где-то рядом. Выслушает тебя, если тебя угораздит ему открыть душу, даст толковый совет… но о котором никто и никогда не сможет сказать больше этого, понимаете? Вот он здесь, он много работает, много делает для всех, но о нем самом никто ничего не знает…
