Почувствовав, что очень продрогла, Эли затопила построенную Султаном маленькую печь и зажгла свечу. Небольшая часовня быстро наполнилась теплом и приобрела уютный, почти домашний вид. В печке весело трещали сухие дрова, на разбитой деревянной тумбочке, заменявшей стол, ярким огнем пылала толстая свеча, отражаясь загадочным светом на темных стенках старой фарфоровой кружки, наполненной кипятком. На душе Эльнары сразу стало как-то легче и спокойнее. Продолжая размышлять о том, что ее сейчас более всего волновало, маленькими глоточками она пила кипяток вприкуску с сахаром, но теперь ее мысли устремились в несколько иное русло:
— А, собственно, почему мы с Султаном должны отправляться на каторгу и, уж тем более, на виселицу? Мы оба еще очень молоды и никому в этой жизни ничего плохого не делали. Нет, нельзя позволять обращаться с собой как с бессловесными овцами, за жизнь нужно всегда бороться. Да, я сделаю так, чтобы меня посадили в тюрьму, но только для того, чтобы, оглядевшись на месте, вместе с Султаном придумать, как осуществить побег из тюрьмы. Верю, что у нас все получится. К сожалению, после побега придется покинуть Ланшерон, но в жизни нередко приходится чем-то жертвовать, дабы эту самую жизнь сохранить. Кто знает, возможно, пройдет время, все забудется и мы сможем вернуться обратно. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.
Повеселевшая Эли задула свечу и легла спать.
На следующий день жители королевства Ланшерон праздновали Рождество. На главной площади столицы была установлена огромная пышная елка, щедро украшенная яркими елочными игрушками и красивыми тонкими лентами из золотистой парчи. Многие дома и общественные здания города украсили еловые ветки, а также фонарики и снежинки из серебристой фольги. На улицах звучала веселая музыка, Санта Клаус с большим мешком, перекинутым за плечо, дарил счастливым ребятишкам подарки, а их не менее довольным родителям желал здоровья и удачи. Ласток сильно преобразился и стал похож на волшебный город, где веселье никогда не заканчивается и всегда исполняются любые, самые заветные желания.
Наступил вечер, но Эльнара по-прежнему не решалась осуществить свой замысел. Целый день она ходила по городу, много времени провела на рынке, намеренно стараясь держаться поближе к торговым прилавкам, но рука упорно не поднималась на чужое добро. Девушка мысленно корила себя за нерешительность, рисовала в своем воображении образ страдающего Султана, приводила множество доводов в пользу кражи… Ведь этот поступок и кражей-то назвать нельзя: единственное, чего она надеялась добиться, — только лишь заключения под стражу.
Тем временем незаметно сгустились сумерки, и рынок, как и многие торговые лавки в городе, закрылись. Конечно, можно было бы залезть в карман какому-нибудь почтенному горожанину, но по случаю праздника на улицах повсюду была такая шумная толкотня, что Эли даже не была уверена, заметит ли этот горожанин свою пропажу. Просто остаться с чужой вещью на руках ей было вовсе не нужно. Однако откладывать исполнение своего хитрого плана на следующий день до предела взволнованная девушка тоже не могла: больше всего на свете ей хотелось сейчас как можно быстрее пережить этот ужасный позор и оказаться в тюрьме рядом с Султаном. От волнения у нее уже кружилась голова.
Вконец обессилевшая от долгого бесплодного хождения и сильных переживаний, Эльнара добрела до церкви, из которой в ту минуту как раз выходил народ после праздничного богослужения. Впереди всех шел человек невысокого роста, одетый в широкое белоснежное одеяние, украшенное по краям золотым шитьем, и с большим серебряным крестом на шее. Его сопровождали рослые факельщики в красивой голубой форме, которые, освещая путь, выстроились в две цепочки по бокам. Торжественность и красота этого зрелища впечатляли, и в другое время Эли, наверное, с удовольствием присоединилась бы к оживленной нарядно одетой толпе, замыкавшей шествие, но сейчас ее голова была занята совсем другими мыслями.
Торжественная процессия внезапно остановилась. За спинами высоких широкоплечих факельщиков Эльнаре было трудно разглядеть, что именно стало причиной неожиданно возникшей паузы, но она решила, что более подходящую минуту для осуществления замысла вряд ли можно представить. В голове молнией пронеслась мысль: «О Аллах, что сказали бы мой бедный отец и столь обожаемая мною Софи, если бы увидели вдруг, что я собираюсь сейчас сделать? Но я должна это сделать ради освобождения Султана!» Маленькая хрупкая девушка без особого труда протолкнулась к человеку в белых одеждах. В его руках была широкая деревянная чаша, наполненная золотыми и серебряными монетами. «Значит, это судьба», — сказала себе пунцовая от стыда Эли и, крепко зажмурив глаза, сунула руку в чашку. Почувствовав вокруг себя какое-то движение, она открыла глаза и обнаружила, что процессия вновь продолжила шествие. «Неужели никто не заметил моего ужасного поступка? Быть такого не может!» — в отчаянии подумала девушка и бросилась догонять мужчину в белом.
— Сударь, я взяла у вас один линор и один луз, — дрожащим голосом сказала Эльнара и показала ему ладошку, на которой в свете факелов ярко сверкали две монеты.
— Хорошо, дитя мое, — рассеянно ответил мужчина, стоя к ней вполоборота. Его правая рука то сгибалась, то разгибалась, но широкие одежды мешали Эли разглядеть, что именно он делал этим движением.
— Но, сударь, я взяла у вас эти деньги без вашего ведома и спроса, — Эли была просто потрясена его спокойствием.
— Значит, они были тебе очень нужны, дитя мое.
— Я совершила воровство, сударь, и должна быть за это наказана, — не веря собственным ушам, севшим голосом произнесла Эльнара.
— О чем ты говоришь, дитя мое? — мужчина наконец развернулся в сторону Эли. — Разве ты не видишь, чем я занимаюсь? Все хорошо, дитя мое, ты не совершила ничего предосудительного, — на Эли смотрели мудрые карие глаза, в которых было столько тепла и понимания, что она едва удержалась от слез, а в следующее мгновение увидела, что правой рукой этот странный человек раздает из чаши подходящим к нему людям серебряные и золотые монеты. — Я вижу, ты не из здешних мест, дитя мое, а потому спешу тебя успокоить: с давних времен в королевстве Ланшерон существует добрая традиция, согласно которой на Рождество всем нуждающимся из королевской казны раздаются деньги, дабы люди могли достойно встретить великий праздник. Так что тебе, добрая душа, не стоит корить себя за свой поступок.
— Сударь, я не смогу больше этого сделать, — на глазах Эли закипели слезы отчаяния. — Умоляю вас, позовите глядельщиков, пусть они меня арестуют и отправят в тюрьму.
— Но зачем? — настал черед искреннего удивления человека в белом.
— Мой близкий друг по ложному свидетельству попал в тюрьму, и теперь его ждет суровое наказание, я хочу разделить с ним его участь.
— Однако вряд ли ты сможешь помочь своему другу этим отчаянным поступком, дитя мое, — задумчиво ответил кардинал. — Нужно поискать другой выход. К сожалению, сегодня я очень занят, но завтра утром буду рад тебя видеть, дитя мое, в своем доме по улице Дюмари. Меня зовут кардинал Сарантон. Надеюсь, мне удастся тебе чем-нибудь помочь.
