И вот, месяц назад, в редакции появилась Тамара Коршунова, экскурсовод с Поляны сказок, и принесла этот материал. Городская легенда была не только красиво изложена, но даже опиралась на факты.
В газете за 1905-й год говорилось о том, что ревнивый доктор зарезал в гроте свою молодую жену. Сообщались подробности: он использовал медицинский скальпель. Тело нашли не сразу, лишь через две недели. Женщина не была похоронена в течение девяти дней, вот почему, как предполагалось в статье, решенной в мистическом духе, и появился в Фарфоровом гроте призрак.
Но на этом история Фарфорового грота не заканчивалась, а напротив – только начиналась.
В тысяча девятьсот тридцать девятом году в гроте произошло убийство, точно при таких же обстоятельствах – муж зарезал скальпелем свою жену. Следующее преступление произошло в семьдесят третьем…
* * *
Пилипенко кончил читать и накрыл подшивку ладонью.
– Странные совпадения, – проговорил он. – Дело об убийстве семьдесят третьего года я запросил в Симферопольском архиве, а вот с тридцать девятым не ясно: довоенные материалы уничтожены при оккупации.
Жаров удивился:
– Ты запросил дело в архиве? Что ж, меня радует твой интерес к этой статье.
– Радует его, – пробурчал Пилипенко себе под нос. – Недолго тебе осталось радоваться. Ты мне скажи начистоту. Вот, ты печатаешь в своей газете такие вещи. А сам-то хоть чуть веришь во все это?
Вопрос был трудный, мировоззренческий. Начинать дискуссию с раздраженным неизвестно чем Пилипенкой Жарову не улыбалось и он коротко ответил:
– Нет, конечно.
– А что ж публикуешь такую дрянь?
– А ты посмотри, как называется рубрика.
Пилипенко заглянул в газету и прочитал вслух:
– «По ту сторону: смелые мысли о непознанном». Так. А вывод из всего этого – тоже смелая мысль?
– Какой вывод? – не понял Жаров.
– Вот этот. Который делает автор статьи. Вернее, твоя авторша. Первое убийство произошло в девятьсот пятом. Второе – в тридцать девятом. Через тридцать четыре года. Следующее – семьдесят третий год, опять тридцать четыре. А сейчас какой? Снова прошло тридцать четыре года. Так и написано: каждые тридцать четыре года в Фарфоровом гроте происходят некие странные события… Ну-ну. Убийство у нее – «странное событие».
Пилипенко встал, прошелся по комнате, сцепив руки за головой.
– Знаешь что, – начал он. – Ты мне, конечно, друг, но… В общем, я собираюсь закрыть твою газету.
Жаров покачал головой.
– Да? Как ты себе это представляешь?
– Это уже мои проблемы.
Жаров усмехнулся.
– Пожалуешься, кому следует. Напишешь возмущенное письмо, как пенсионер.
– Что-то вроде того…
– Что я печатаю ненаучные материалы, непроверенные факты… Что моя газета – вообще для дураков.
– Дураков надо подавлять, это точно! – подтвердил Пилипенко.
И вдруг он, наконец, взорвался, раскинул руки в стороны, сразу заполнив всю комнату своим широким жестом.
– Нет, это компания, вереница, линия дураков! – Пилипенко ходил по комнате, размахивая руками.
– О чем ты говоришь?
– О том, что один дурак открыл частную газету. Другой дурак, вернее, старая дура, написала в этой газете идиотскую статью…
– Она не старая, – вставил Жаров. – Очень даже милая, красивая женщина, лет эдак…
Пилипенко обернулся, и Жаров обомлел: его лицо искажала злоба, он буквально скрежетал зубами.
– До нее я еще доберусь. И вам обоим мало не покажется.
– Скажи мне, наконец, что случилось? – в отчаянии воскликнул Жаров.
– А то, что нашелся третий дурак. Самый главный, самый большой дурак. Он тоже верит в чудеса, злой рок, всякое непознанное… И этот дурак не просто прочитал статью. Он прочитал, и у него возникли смелые мысли о непознанном. Такие смелые, что он пошел к Фарфоровому гроту. Затащил туда свою жену и зарезал ее.
* * *
Воцарилась пауза. Жаров смотрел на следователя, а Пилипенко смотрел на него. Взгляд друга был тяжелым, обвиняющим, будто Жаров присутствовал на своем собственном допросе.
– Ты не шутишь?
– Еще бы.
– Муж на самом деле убил свою жену в Фарфоровом гроте?
– Да. Сегодня утром. Медицинским скальпелем.
– Убийца уже признался? – спросил он.
– Запирается.
– А с чего ты взял, что убийца именно он?
– Факты. Неумолимые факты. Он уверяет, что приехал к Фарфоровому гроту по вызову жены и обнаружил ее мертвой. Даже сам позвонил в милицию. Но ничто не доказывает, что он говорит правду.
– А наоборот: его виновность что-то доказывает?
– На нем была кровь жертвы. На орудии убийства его отпечатки.
– Но это же естественно! Он обнаружил труп. Орудие убийства также мог трогать – чего только не сделаешь в стрессовой ситуации? В конце концов, он же сам вызвал милицию!
Пилипенко сурово посмотрел на Жарова.
– Все дело в том, – сказал он, – что его засекли на месте преступления. Вероятно, он тащил труп, чтобы его спрятать. И тут увидел таксиста, который его ждал и пошел проверить, куда делся клиент. Убийце ничего и не оставалось, как немедленно позвонить в милицию.
– Таксист! Он же все это время околачивался поблизости. Может быть таксист – и есть убийца?
– Таксист? Почему? Какой у него мотив?
– А какой мотив у самого мужа?
– В таких случаях мотив один – ревность.
– Но почему именно в Фарфоровом гроте? И, во-вторых… Ревность еще надо доказать. Факт измены, объект.
– Этим занимаются, будь спок.
– Ну и?
– Пока безрезультатно. Никаких следов любовника. Думаю, доказательств еще прибавится. С минуты на минуту мы получим ордер на обыск.
– И ты считаешь, что он убил только потому, что в моей газете вышла статья?
– Ты еще сомневаешься? Или же думаешь… – Пилипенко наклонил голову и даже несколько двинулся в сторону Жарова, как бы наступая на него. – Ты думаешь, что на самом деле сбылось проклятье Фарфорового грота?
Жаров опустил глаза.
– Нет.
– Проклятье, которое действует с тысяча девятьсот пятого года и осуществляется каждые тридцать четыре?
– Нет.
Жаров почувствовал, что его лоб намокает от пота. То, что он собирался сказать, было важным, катастрофическим. Но он не мог этого не сказать, поскольку уже принял решение.
– Я закрою свою газету. Сам закрою, без твоих усилий. Но ведь есть еще шанс, что убийца не муж?
