«Ну вот ты и попался», — обрадовалась я в душе. Затем сразу вышла из машины и направилась к «Ладе». Оттуда уже высунулась голова Петра, водила «Газели» попытался затеять с ним перебранку, но его никто не слушал. Труднов просто спешно выскочил из авто и кинулся бежать прочь. Я помчалась за ним, совершенно позабыв о том, что следовало бы закрыть собственную машину.
Труднов выскочил на тротуар и, то и дело оборачиваясь, побежал по нему. Я тоже выжимала из себя все силы и вот-вот должна была нагнать беглеца, как вдруг он резко изменил маневр и, вывернув на дорогу, метнулся на другую сторону улицы. Но движение было очень оживленным, и какой-то водитель не успел притормозить вовремя, в связи с чем Труднова слегка подбросило вверх, и тело его тяжело скатилось по капоту, а затем рухнуло на асфальт. В ту же минуту движение на дороге застопорилось.
Перепуганный водитель выскочил из своего «Пежо» и, как и я, кинулся к пострадавшему.
— Я… Он… он сам выскочил, — не знал, как все объяснить, побледневший мужчина. — Я не хотел сбивать, так вышло… Вы же видели? — Он безумными глазами смотрел на меня, пытаясь отыскать во взгляде понимание и сочувствие.
Ничего не отвечая, я присела возле парня и прощупала пульс: Труднов был жив. Открытых переломов не наблюдалось, и, скорее всего, он просто потерял сознание. На всякий случай я еще раз ощупала его, но, не найдя никаких серьезных повреждений, принялась поднимать.
— Помогите, — обратилась я к водителю. — Мне нужно дотащить его до своей машины.
— Да, да, конечно, — засуетился тот, продолжая оправдываться: — Я не виноват. Я не хотел, он сам…
— Успокойтесь. Никто вас ни в чем не обвиняет. К тому же я из милиции, а это опасный преступник. Считайте, что вы помогли его поимке.
Это успокоило мужчину, и он, подхватив Труднова под другое плечо, помогая мне, поволок его в том направлении, что я указала.
Вскоре показался мой автомобиль. В голове запоздало мелькнула мысль о том, что его давно уже могли угнать шустрые ребятки, тем более что дверцы не были заперты, а таких, как Петр, в нашем городе пруд пруди. Слава богу, мне опять повезло: машина была на месте, хотя возле нее и отирался какой-то странноватый тип, все время озираясь по сторонам. Видимо, он высматривал хозяина и думал, как бы угнать машину.
Ускорив шаг, я на всякий случай окликнула этого товарища:
— Эй вы, отойдите от машины! Это чужое транспортное средство.
— Тогда на кой же черт вы ее бросили посреди дороги, да еще открытой? — отозвался гражданин. — Вокруг полно прохвостов, готовых своровать все, что плохо лежит. А сломалась, вызвали бы аварийку. Глупая вы женщина.
— Я не женщина, я работник милиции, — парировала я в ответ, подкидывая руку Труднова и пытаясь положить ее себе на плечо поудобнее. — Вместо того чтоб разглагольствовать, лучше бы помогли.
— Да я что, я так… Смотрю, она без присмотра, ну и разогнал зевак тут разных. Не окажись меня рядом, считай, уплыла бы ваша машинешка. А вообще я тогда пойду, коль вы вернулись, — заторопился он и шустро заковылял прочь, не желая продолжать наш разговор.
Мы с незнакомцем усадили Труднова на сиденье рядом с водительским, я приковала парня наручниками к дверце, после чего принялась приводить его в сознание. Наблюдавший за мной мужчина осторожно спросил:
— Я могу быть свободен?
Я кивнула и, не глядя на него, еще раз ударила Петра по щеке. Ресницы его вздрогнули, голова качнулась, и он открыл глаза.
— Живой, значит, — порадовалась я невольно. — Неужто думал, что удастся убежать от меня? Недооценил ты меня, братец, совсем недооценил.
— Да пошла ты, — пнул дверцу ногой паренек. — Вези в ментовку, коль поймала. Только хлебало свое не открывай, ненавижу тебя.
Я, конечно, тоже от него в восторге не была, но возмущений по этому поводу выказывать не стала, попросту молча сев за руль и заведя мотор. Минуту спустя мы уже двинулись в сторону отделения милиции.
Эпилог
Труднов Петр сидел на скамье подсудимых в Тарасовском областном суде, где велось слушание по делу о покушении на убийство Доброва Артема. Доброва потому, что после того, как все прояснилось, Артем решил сменить фамилию, чтобы иметь возможность дать ее своему будущему ребенку. Решив, что от того, кем он назовется, будет зависеть многое, он выбрал фамилию Добров, так теперь значилось в новом, недавно выданном ему паспорте.
Сегодня он был пострадавшим. К числу таких же относился и владелец той машины, которую угонял Труднов, а затем использовал ее для наезда на людей. И юноша, и мужчина написали в милицию заявления и наотрез отказывались их забирать, считая, что виновный должен получить по заслугам.
Труднов вот уже несколько минут неотрывно смотрел в пол перед собой, не обращая никакого внимания на все то, что происходило вокруг. Зал был полон людей, большинство из них он знал. Рядом с Артемом, довольная и сияющая, сидела Марина с огромным животом. Чуть в стороне находились родители девочки и ее сестра. Причем та выглядела не лучшим образом: заплаканная, во всем черном, она походила на монашку после трудного поста и длительного скитания. Под глазами у нее были синяки, причем один — вовсе не от слез и рыданий. Девушка вела себя тихо и скромно.
Был здесь и расстроенный Хорешко. В этот день он переживал не меньше, чем влюбленная в Петра Лиля, простившая ему даже обман. Родной папаша, насколько мне было известно, раскаялся и признался собственной жене в том, что имеет еще одного ребенка. Супруга какое-то время позлилась, но после клятвенного обещания мужа не ходить налево согласилась его простить и теперь даже поддерживала мужа в стремлении оправдать Петра. Для него они наняли хороших адвокатов, которые сейчас и оббивали языки, пытаясь доказать невиновность юноши.
Неожиданно по залу прокатился глухой стук ударов молоточка судьи. Председатель суда встала и объявила:
— Суд вынес решение, которое сейчас будет зачтено. Попрошу всех встать.
В зале все поднялись. Все та же невозмутимая женщина с ледяным взглядом приняла в руки переданную ей папку и принялась зачитывать обвинение. Потом прозвучал приговор. В соответствии с приговором Труднова ожидали пять лет в колонии строгого режима.
К несчастному парню, гремя наручниками, направился конвой.
Покидая здание суда, я бросила последний взгляд на сильно расстроенных супругов Хорешко, а затем и на Лилю. Мои глаза встретились с глазами Лили, и я прочла в них упрек. Я понимала, что именно меня Лиля теперь станет считать своим самым главным врагом и никогда не простит мне того, что я разоблачила ее возлюбленного. Я же была уверена, что пройдет день-два, и, увлеченная новым расследованием, я забуду о том, что было раньше. Как любит говорить мой друг Киря: «Тем и хороша человеческая память, что ей свойственно быстро забывать».
