Кумарь шепотом окликнул Марка:
— Что там?
Композитор не отвечал. Он осмысливал приказ генерала и не понимал, что происходит. Он сам вызвался идти в пекло и сделал максимум из возможного: заложники живы, бунт подавлен. А вместо награды — его хотят уничтожить. В маленькой черствой душе копошились позабытые чувства: тяжелое уныние перерастало в холодную злость. Хотелось взвыть, как он умеет, и расправиться с неблагодарным генералом. Но сил на подобную атаку уже не осталось.
Тонкие губы скривились в болезненную гримасу. Кумарь, сам того не подозревая, оказался прав. Назад Марку пути нет. Он теперь такой же беглец, как и вор-рецидивист. С одной лишь разницей. При обнаружении — его убьют первым.
— Что слышишь? — настойчивее толкнул Кумарь.
— Меня хотят убить.
— Ненужных свидетелей всегда убирают.
— Я не свидетель.
— А исполнителей — подавно. Выбираться нам надо, касатик, пока не рассвело. Сейчас они территорию зачистят, а потом собак пустят. От них не утаишься. Проходили. Ты вояк можешь напужать, как нас?
— Нет. Они выстрелят сразу.
— Силой мы не пробьемся, а ждать нельзя. Может, шишку какую-нибудь схватим, и вырвемся, прикрываясь заложником?
— Далеко не уйдем. У них снайперы.
— Тогда по-нашему. Ползком и украдкой. Я тут все закоулки знаю.
— Я тоже.
— Откуда? — удивился вор.
Композитор нехотя показал на уши. В течение пустой болтовни он продолжал вникать в малейшие шумы, приходившие извне. Вскоре он уже детально представлял всё, что происходило в лагере.
— Разбежимся по одному? — предложил Марк Кумарю.
— Не-е, я в такие игры не играю. Ты птица залетная, и заложить можешь. Если я пойду один, твое тело останется здесь.
— Тогда снимай веревку, — потребовал Марк. — Есть один вариант.
— Какой?
— Недосуг болтать. Следуй за мной, а там увидишь.
Вор, удивленный начальственным тоном напарника, растянул узел и снял петлю. В его торопливых движениях чувствовалась готовность повиноваться.
Марк дождался нужного момента, выбрался из тайника внутрь барака и сразу вышел наружу. Он открыто стоял между бараками.
— Ты что? — испуганно зашипел появившийся следом Кумарь, и прильнул спиной к стенке.
Композитор никак не отреагировал. Он весь превратился в слух. Движение каждого человека на территории лагеря достигало его чутких ушей и меняло визуальную картину. Он словно парил вверху и наблюдал за перемещениями военнослужащих. Причем для него не существовало крыш и навесов, он видел всех даже внутри зданий.
Оценив обстановку, Марк спокойно подошел к углу барака. Кумарь крался вдоль стены. Оба не понимали друг друга. «Зачем прятаться, если сюда никто не направляется», — думал Марк. «Я связался с психом», — был уверен вор.
Выглядывать из-за угла Композитору не требовалось. Он постоял с полминуты и дернул за собой вора. В этот раз он быстро и бесшумно просеменил вдоль новой стены и спрятался за распахнутой дверью барака. Кумарю ничего не оставалась делать, как повторить маневр. В ту же секунду из барака вышли солдаты. Послышались голоса.
— Здесь чисто, — объявил старший.
— Куда теперь? Направо?
— Там взвод Егорычева. А мы возвращаемся. Доложим лейтенанту.
— Ну и работка, товарищ сержант.
— Основную работу за нас уже сделали.
— Да… Людишек как клопов переморили.
— Не рассуждать! За мной.
Подкованные сапоги вразнобой застучали по вытоптанному до каменной твердости грунту. Не успели солдаты отойти, как Марк увлек вора внутрь барака.
— Надо переждать, — шепнул он в ответ на немой вопрос Кумаря.
Вор с удивлением услышал новую группу солдат, появившуюся с той стороны, где они только что скрывались. У открытой двери они остановились. Желтый луч фонарика забегал по разворошенным нарам.
— Проверить? — спросил кто-то.
— Сюда Мищенко посылали. Мищенко! — крикнул в темноту зычный голос.
Кумарь вздрогнул и выхватил пистолет.
— Егорычев? — уверенно отозвался Композитор. Он в точности скопировал сержанта из предыдущей группы и легонько толкнул нары. — Здесь чисто.
— Чего в темноте шуруешь?
— Фонарик сдох.
— Мой тоже еле теплится. Ты цигарку в рот сунь.
— Луна сегодня хороша.
— Помочь?
— Да мы уже всё.
— Потопали на плац.
— Ступай. Дай человеку облегчиться.
Солдаты перед бараком дружно загоготали и пошли дальше. Вспотевший вор сунул пистолет за пояс.
— Ну, ты и артист, — восхищенно процедил он.
— Композитор, — поправил Марк.
— Бетховен, блин, — согласился вор.
Беглецы смело вышли из барака, покружились между постройками, подчиняясь указаниям Композитора, и оказались напротив двух военных грузовиков с зеленым тентом. Водители топтались между кабин, покуривали, сплевывали, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Вынужденное ожидание их тяготило.
— Тищенко, мою махорку курнули, теперя своей делись.
— Щас, — хлопнула дверца ближайшей машины, чиркнули спички.
Рядом суетились солдаты и офицеры. Старший по званию, капитан, молчал. Это путало планы Марка. Но ждать бесконечно было нельзя, к плацу приближалась еще одна группа военных. Композитор принял решение и предупредил покорного вора:
— Когда дам знак, идешь к машине и прыгаешь в кузов. Там замрешь. Я следом.
Он поднял камешек и перебросил сразу через два грузовика. Камень стукнул о дощатую стенку постройки. Солдаты встрепенулись. Щелкнули затворы. Капитан скомандовал: «Проверить!». Марк облегченно вздохнул. Военные с двух сторон обогнули машины и короткими перебежками двинулись к зданию столовой. Марк подтолкнул Кумаря:
— Пошел.
Тот послушно пошустрил на полусогнутых ножках и юркнул под тент в первый грузовик. Марк степенно подошел к кабине с противоположной стороны от водителей, стукнул ладонью по стеклу и скомандовал голосом капитана:
— Тищенко! Хорош курить. На выезд.
Водитель, хорошо знавший голос командира, придавил бычок и запрыгнул в кабину. Взревел двигатель. Марк перемахнул в кузов, сбив с ног оторопевшего Кумаря.
— Здесь трупы, — шипел вор. — Ступить негде.
— Заройся в них и замри. Сейчас проверять будут.
Вор брезгливо раздвинул два тела и втиснулся между ними. Автомобиль подкатил к воротам.
