– Вы увлекаетесь магией вуду, – констатировал Жаров.
– Да, а что в этом такого?
– Но ведь то, что я увидел, вполне конкретно.
– Да. Меня мучит эта тема. Вот я и вылепила фигурку. Уж не думаете ли вы, что я наколдовала убийство?
– У вас нет мотива. Вы ведь любили этого человека.
– Да, любила. Простите, я налью себе вина. Вы тоже?
– С удовольствием. А где вы познакомились?
– Не помню. Мне кажется, на пляже. Верно, там: в Ливадии, на санаторском пляже. А где еще встречаешься с людьми в такой дыре, как наша? Одно я знаю: вам никогда не угадать тех слов, с которых началось наше знакомство. А он сказал мне: «Понимаю, как я вам противен, но...» – что было дальше, не так уж важно. Как женщина, советую принять вам эту фразу на вооружение.
Лиля вздохнула, залпом выпила свой бокал и поставила на стол, машинальным жестом расстегнула верхнюю пуговицу блузки и, заметив, что Жаров за ней наблюдает, добавила:
– Да, совершенно верно, душный вечер. Наверное, сейчас опять разыграется дождь.
Жаров понял, что должен действовать немедленно. Столько раз в жизни он попадал в такие ситуации, и всегда ему феноменально удавалось выбрать самый неподходящий момент.
Он взял женщину за руку, почувствовав нежную прохладу ее кожи. Лиля медленно убрала свою руку. Жаров встал, обошел стол и положил ладони ей на плечи. Лиля похлопала его по руке.
– Не так быстро, ладно? – сказала она. – У меня рано утром работа. Я вынуждена попросить вас уйти.
И тут Жаров совершил еще одну ошибку. Он сказал, чувствуя, как фальшиво звучит его голос:
– Понимаю, как я вам противен, но...
Лиля усмехнулась.
– Увы. Невозможно дважды распатронить одну и ту же куклу.
Жаров откланялся. Сколько раз он говорил себе, что, если женщина приглашает тебя домой, это вовсе не значит, что ты можешь остаться у нее до утра…
Он побрел по улице в глубокой задумчивости, миновал ту самую школу, где учился Митька, мальчик, в своем глиняном исполнении прижимавший руку с пистолетом к груди. Так вот оно что! Куклы вуду, книжка по вуду… Насколько Жарову было известно, такая магия была способна управлять реальностью. Грубо говоря, сделав куколку человека с пистолетом, можно на самом деле этого человека вызвать, заставить его путем заклинаний совершить определенный поступок.
Жаров остановился посреди улицы. Неужели он в это верил? Но ведь доказательство налицо: если допустить, что магия работает, то…
Вот и объясняется тот импульс, который заставил мальчика взять пистолет, пойти определенным путем. И, опять же, Лазарев почему-то ни с того ни с сего, поздним вечером выходит из дома и стремится в ту же самую точку, чтобы встретить свою смерть.
Фантастика… Но так и только так можно объяснить все эти незамотивированные действия. Лазарева уже не спросишь, что повлекло его на ночную прогулку под дождем. А вот мальчик может что-то прояснить.
Жаров дошел почти до автовокзала: слева шумела река, поднятая дождем, редкие прохожие несли, словно флаги, зонты… Он вдруг понял, что стоит в начале той самой лестницы. Ноги непроизвольно завернули направо: он карабкался в темноте, будто какая-то сила влекла его. О чем он будет говорить с мальчиком? И будет ли сам мальчик говорить с ним?
Жарову почему-то было необходимо идти по этой лестнице, частично тем самым путем, которым шел убитый. Сейчас без четверти девять. Да, что-то смутно шевелилось в голове: именно в это время, именно туда…
Место убийства Жаров прошел, даже не останавливаясь: какая-то сила влекла его дальше… Он лишь глянул направо, туда, где у забора военного санатория серебрился старый айлант, листья дрожали под каплями дождя, поблескивая в свете уцелевшего фонаря. Как-то они неправильно поблескивали, отметил про себя Жаров, и дерево в целом вело себя странно. Что-то ему почудилось на ходу, но непонятно что.
Своими листьями айлант напоминает то ли слишком крупную акацию, то ли слишком мелкую пальму. Капли падают на листья, они прядают, словно лошадиные уши, бросают в пространство искры отраженного света… Нет, ерунда какая-то, не видит он ничего странного.
Когда, слегка задыхаясь, он выбрался на Свердлова и дошел до дома, где жил мальчик и квартировал Парщиков, то испытал уже самое настоящее изумление, нежели перед бликующим айлантом. На изгибе улицы был припаркован знакомый сине-белый «жигуленок», а за рулем сидел не кто иной, как следователь Пилипенко. Увидев Жарова он недовольно покачал сморщенным лицом:
– Опаздываешь.
* * *
Все разрешилось просто, безо всякой мистики. Оказывается, вчера, еще за первой бутылкой вискаря, они договорились встретиться здесь в девять. Но вторая бутылка вышибла из головы Жарова эту информацию, оставив лишь ее неясный образ… Вот какая сила влекла Жарова сюда, а вовсе не магия вуду.
Пилипенко часто прибегал к такому методу: неожиданно напасть на подозреваемого и не допросить, а как бы просто побеседовать с ним в привычной ему обстановке. Капитан Парщиков должен был вот-вот вернуться с суточного дежурства.
Ждать пришлось недолго: послышался шум автомобиля, скрежет раскрываемой ракушки. Где-то наверху, невидимый за поворотом, Парщиков заводил свою «девятку» в гараж.
Через минуту он прошел мимо них, едва глянув в сторону темной милицейской машины. Преступник мог тоже так поглядеть: не ускорять же ему шаги, не закрывать голову руками…
Пилипенко высунулся из окна машины и бодрым голосом окликнул его.
– Так я и знал, что это вы, – с грустью проговорил Парщиков.
– Считайте, что мы напросились к вам в гости, – сказал Пилипенко.
Парщиков стал препираться по поводу законности вторжения. Пилипенко напомнил, что его машина на ходу и разговор можно провести и в управлении. Капитан был вынужден пригласить незваных гостей.
Устроившись поудобнее на предложенном стуле, следователь объяснил, что возникла необходимость снова воссоздать картину вечера убийства – в надежде, что всплывут некие упущенные детали.
Парщиков заговорил с некоторым раздражением в голосе:
– В тот вечер мы с Лилей… С госпожой Косаревой, моей невестой, ходили в кино. Как я уже неоднократно вам говорил. Фильм закончился в девять с чем-то, вы это проверили.
– Да, мы проверили, – подтвердил Пилипенко. – Ваше алиби на момент выстрела на Цветочной подтверждает не только сама Косарева, но и работники кинотеатра «Спартак». Расскажите же всю правду. Что было потом? Нам ведь все известно, кого вы покрываете. Не волнуйтесь, несовершеннолетнему, ему много не дадут. И мы все равно его посадим, дадите вы показания или нет.
Было ясно, что Парщиков колеблется. Он опустил глаза и несколько секунд рассматривал свои ногти.
– Придется рассказать, – наконец, вздохнул он. – Я отвез Лилю домой и поехал к себе. Вошел в комнату и сразу почувствовал запах пороха. Пистолет был на месте. Я понюхал ствол. Из пистолета явно стреляли. Вошел в комнату Митьки. А он плачет, сам не свой. И что же ты наделал, гад? Он рассказывает, что стрелял в кого-то, сразу убежал. Мне было его очень жалко. Мы с ним серьезно поговорили, я строго-настрого приказал никому не рассказывать. Но вы его прижали на допросе, и он раскололся. К чести его сказать: обо мне смолчал. Не сказал, что я обо всем знаю. А что? Я должен был донести на него? Позвонить в милицию? Испортить мальчишке жизнь?
