Но как он это сделал? Ведь других ранений у жертвы не было. Стоп! Первая пуля, которая застряла в дереве, была Митькина. Она прошла навылет и не задела сердца Лазарева. А вот вторую пулю афганский капитан положил точно в то же отверстие, разворотив сердце соперника.
Нет, не получается. Ведь Минин не нашел никакого выходного отверстия от первой пули…
Вся эта лавина мыслей пронеслась в голове Жарова за одно мгновенье, прежде, чем Парщиков произнес свое «да»…
– Ладно, – сказал Пилипенко. – Ты убедился, что он мертв, небось, удивился, что Митька застрелил именно Лазарева.
– Конечно! Очень удивился.
– Мы, признаться, тоже. И что было потом?
– Я поехал домой.
– Но ведь не сразу, да?
Парщиков вскинул встревоженные глаза.
– Почему не сразу? Сразу!
– Как почему? – искренне удивился Пилипенко. – Надо ж было труп в багажник положить.
Парщиков застыл, его лицо вдруг превратилось в белую неподвижную маску.
– Дело в том, – тихо сказал Пилипенко, – что человек, убитый Митькой, вовсе не был Лазаревым.
Жаров вздрогнул. В этот момент он был не менее потрясен, чем Парщиков. В одно мгновение в голове журналиста осветилась вся картина происшедшего, будто кто-то выхватил фонарем граффити на стене. И как это он сам раньше не догадался? Пилипенко тем временем продолжал, озвучивая эту картину:
– Хочешь, расскажу, как все было? Мальчишка действительно застрелил бомжа на Цветочной улице. Пуля прошла навылет, застряла в дереве. Ты завел машину и поехал туда, чтобы, может быть, помочь этому человеку. Но по пути у тебя возникла идея, которая показалась тебе гениальной. Бомж был мертв. Ты положил труп в багажник и позвонил Лазареву. Назначил ему встречу около его дома. Сказал что-нибудь вроде того, что тебе надо с ним срочно поговорить о Лиле, что Лиля сама просила поговорить, и тому подобное. Лазарев купился. Когда он вышел, ты хладнокровно убил его, засунул в свою машину, отвез на Цветочную и бросил в канаву, вниз лицом. А труп бомжа ты отвез на Бахчисарайскую трассу, спрятал в расщелине, облил бензином и сжег. Вот что ты сделал в ту ночь, и вот за что тебя будут судить.
* * *
В этот вечер Жаров постарался на славу, раскочегарив свой редакционный камин настолько, что шум пламени и треск угольев заглушал барабанную дробь дождя за окном.
Привычным жестом Пилипенко забил трубку и, устроив ноги на каминном экране, начал свой традиционный рассказ:
– Парщиков был уверен, что Митьку рано или поздно допросят и разоблачат. Перед ним открылась единственная возможность убить Лазарева – ведь преступление было уже практически совершено, надо было его только художественно подправить. Он давно хотел сделать это, только не мог обеспечить себе алиби. Ведь совершенно ясно, что он окажется в первом круге подозреваемых. Собьет Лазарева машина – первым делом осмотрят «девятку» Парщикова. Нападет на Лазарева грабитель, спросят Парщикова – где он был в это время. А тут…
– Какой же мерзавец! – воскликнул Жаров. – Подставить, и кого? Мальчишку, школьника.
– По закону, он должен был сразу на него донести. В так называемых цивилизованных странах ни у кого даже и не возникает подобных вопросов. А мы не по законам живем, а по душе. И вот, совершенно естественно, что он мальчишку как бы покрыл. Честно говоря, если бы он его просто покрыл и оставил все, как есть – не убивал бы Лазарева, не прятал труп бомжа в горах, мы бы вряд ли вообще вышли на убийцу. Вся информация, которая у нас была бы в том случае – это «знакомый голос парабеллума», о котором показал пенсионер МВД. И некий бомж, убитый на Цветочной. И никакой связи бомжа ни с Парщиковым, ни с Косаревой…
– Мы и так были в тупике, – перебил Жаров. – А еще о каких новых деталях ты ему намекал?
– Одну раздобыл ты. Эта была пуля. Минину не давала покоя ее форма, и он провел более тщательную экспертизу. Так вот, выяснилось, восемьдесят против ста, что это пуля тоже проходила через тело человека, прежде чем застрять в древесине. Но мальчик-то стрелял только один раз, да и никаких следов второй пули в теле Лазарева обнаружено не было. Только та, фатальная, в сердце. Как будто, там рядом, на Цветочной, была еще одна какая-то жертва. И вот, вчера на Бахчисарайской трассе обнаружили обгоревший труп бомжа, и мне пришла в голову единственно верная мысль. Сгореть-то он сгорел, но явно был застрелен. Бомж был застрелен и спрятан. Зачем? Я повторно опросил жильцов дома на Цветочной, на предмет, не видели ли они какой-либо машины в ту ночь. И тот же дотошный пенсионер сообщил новую деталь: в вечер убийства, около двадцати трех часов, он слышал на Цветочной улице какую-то машину. И машина приезжала туда дважды. Но в этом месте тупик, дальше – забор военного санатория. Что там делать? Проехала туда, через пять минут – обратно. Затем старик лег спать. И тут снова услышал шум. Это был тот же самый шум, той же машины: у него тонкий слух, он ведь в оркестре МВД на трубе играл.
– Да уж, – прокомментировал Жаров. – Все эти факты могут сложиться в гипотезу, и причем только одну. Остается неясным последний факт. Правда, вряд ли это можно назвать фактом, но все же… Какое значение во всей истории имеет магия вуду, куколки эти?
– Это проще всего! – весело воскликнул Пилипенко. – Лиля Косарева обо всем догадалась. Таково было мое самое первое предположение, еще в театре. Контуженный офицер разговаривал во сне. По обрывкам слов она узнала, что на самом деле произошло в тот вечер на Цветочной. Она прекрасно понимала, что версия о том, будто мальчишка случайно застрелил именно Лазарева, у нас не пройдет. Мы будем копать дальше и дальше, пока не выроем истину.
– Что мы и сделали.
– Не совсем. Неизвестно, чем бы закончилось расследование, если бы труп на Бахчисарайской трассе не был найден, если бы ты не обнаружил пулю… И вот, эта суеверная женщина, для которой колдовство вуду – самая настоящая реальность, и придумала свой трюк с куклой.
Жаров усмехнулся.
– Да уж, чего, казалось бы проще? Колдовство и объясняет тот невероятный факт, что любовник любовницы был застрелен из оружия любовника.
– Только чужими руками. В тот день, когда мы посетили ее в театре и я заинтересовался куколкой вуду, и созрел ее бредовый план. Косарева изготовила куколку с пистолетом и затащила тебя к себе, чтобы ты куколку увидел. И вот, она еще врывается к нам в отдел с новым своим изваянием и делает официальное признание. Где-нибудь в Бенине, между прочим, этот трюк бы на самом деле сработал.
– В Бенине?
– В этой стране культ вуду имеет государственный статус. Там запросто могут судить за колдовство. Если бенинский следователь или судья так же свято верит в вуду, как наша Лиля, то колдовство может стать для него существенным аргументом. Но там же, в Бенине, нашелся бы цивилизованный адвокат, этакий очкастый негр в белом костюме, который провел бы процесс так, чтобы мнимых колдунов оправдали. И тогда была бы достигнута главная цель: их не могли бы судить по одному и тому же делу второй раз… А ведь по нему непременно бы открылись новые обстоятельства: ведь я бы не успокоился до тех пор, пока не разоблачил убийцу. Потому что я не верю, и никогда не верил ни в магию вуду, ни в карающую руку судьбы… Впрочем, мне уже пора: завтра рано вставать.
