Я вытащила из кармашка сумки новенькую пятисотенную бумажку и положила ее на стол. Михаил Алексеевич ловко прикрыл ее сверху внушительных размеров папкой с деловыми бумагами.
— Можете быть уверены — я никому ни слова не скажу о вашем посещении! — горячо заверил меня он.
«Еще бы! Попробуй только пикнуть, как тебя тут же привлекут за взяточничество!» — угрюмо подумала я, глядя на папку. В голове назойливо вертелась какая-то мысль, связанная с этой папкой. Или с бумагами… Не поймав ее за «хвост», я встала со стула и неторопливо направилась к двери.
— Кстати, — обернулась я, — Катерина Маркич на самом деле подписала контракт с московской телестудией?
— Да, подписала, — кивнул администратор. — Но она уедет не раньше чем через две недели. А что? Ваше дело как-то связано с ней?
— Нет, никак не связано. Покажите мне, пожалуйста, где у вас хранятся тряпки и ведра, а также помещения гримерных.
* * *
В театре функционировали по большому счету две просторные гримерные — в одной из них переодевались и гримировались мужчины, а в другой, соответственно, женщины. Сейчас, накануне спектакля, в обеих комнатах царили переполох и суматоха, поэтому я дожидалась начала спектакля, сидя в чулане в окружении тряпок, ведер, швабр, веников и прочих орудий труда незатейливой профессии уборщицы.
Мне жутко хотелось есть — за весь день я перекусила только парой бутербродов с сыром и выпила несколько чашек кофе. Но «светиться», идти в гримерку раньше времени сейчас нельзя: тот факт, что никто из актеров, кроме погибшей Анечки, в лицо не знал меня, мог принести много пользы в ходе расследования.
Я взглянула на часы — без пяти шесть. Через несколько минут мне предстоит нелегкая работа: незаметно установить «жучок» в женской гримерной, зайдя туда якобы для влажной уборки помещения. Я догадывалась, что моя задача усложнится присутствием актеров, не занятых в текущей сцене, или гримеров-костюмеров, работающих на протяжении всего спектакля, но надеялась, что мне представится удобный случай.
Сначала я немного колебалась — в какую из гримерных установить прослушивающее устройство. И, немного поразмыслив, все же решила так: Лукьянов вряд ли трепется о своих проблемах с коллегами, а вот Римма, как женщина с присущими ей слабостями, вполне способна поделиться своим несчастьем с подругами.
Несмотря на кажущуюся достоверность полученной от тети Мани информации, я все же предпочитала не изменять своим принципам и в этот раз, по возможности проверив ее самостоятельно. Подтверждение администратора о контракте Маркич с московским клипмейкером свидетельствовало в пользу правоты вахтерши, но я хотела убедиться еще и в том, что любовная связь Анечки с Лукьяновым — тоже реальный факт, а не домыслы сплетниц.
Минутная стрелка перевалила за четверть седьмого. Судя по всему, спектакль уже начался. Пора действовать. Я начала предварительную подготовку к «операции»: вытащила из сумки «жучок» и приколола его за воротник рубашки, затем подумала и прихватила еще на всякий случай фотоаппарат без компрометирующей вспышки, который обладает увеличивающим эффектом. Он с трудом поместился в кармане обтягивающих джинсов, несмотря на весьма скромные размеры.
Я вооружилась шваброй с надетой на нее тряпкой из грубой мешковины с дыркой посередине, прихватила в другую руку ведро, наполненное водой, и пошла по коридору в сторону гримерных. Надо сказать, продвигаться было нелегко: по коридору пробегали люди — как в костюмах восемнадцатого столетия, так и в современных одеждах. Даже во время спектакля работа за кулисами кипела вовсю.
Я осторожно приоткрыла первую дверь и едва успела сделать шаг в сторону: из гримерной на меня вылетел худенький молодой актер в смешных панталонах и с пышным жабо на груди. Он был чрезвычайно взволнован, его горящий взор был устремлен в сторону сцены, куда он и побежал, не замечая ничего вокруг.
Похоже, я ошиблась дверью — здесь переодевались мужчины. Посмотрим, остался ли кто-нибудь в этой гримерке…
Я заглянула в комнату, и моему взору предстал его сиятельство граф Альмавива во всем великолепии одежд, сидящий на табурете перед зеркалом посреди вселенского кавардака — разбросанных костюмов, грима, обуви. Над созданием его образа еще работал гример, добавляя кое-какие легкие штрихи, соответствующие внешности аристократа, его и без того благородным чертам лица. Хорошо, что актер сидел спиной ко входу, — оба не заметили меня.
Перед тем как тихонько прикрыть дверь, не выдавая своего присутствия, я заметила, как Лукьянов снял с запястья часы и бросил их на черный свитер и прочую одежду, небрежно лежавшую на ближайшем от трюмо кресле. Я запомнила местоположение личных вещей Валентина — так, на всякий случай — и отправилась в женскую гримерку, дверь которой располагалась чуть дальше по коридору.
Все актрисы, задействованные в спектакле, находились за кулисами, и здесь сидели лишь две усталые женщины среднего возраста. Одна складывала баночки с гримом в коробку, а вторая сидела на табурете, завязывая из розовой ленточки пышный бант. Про себя я окрестила их соответственно гримершей и костюмершей.
Я вошла в гримерку, громыхая ведром и шваброй. Обе женщины повернулись в мою сторону. Костюмерша, на вид беспечная и легкомысленная особа, оживленно поинтересовалась:
— Девушка, вы что, наша новая уборщица? А куда делась бабка Шура?
Пришлось объяснять:
— Я — ее внучатая племянница. Бабушка попросила меня сегодня подменить ее: у нее поднялось давление, даже врача пришлось на дом вызвать!
Гримерша, угрюмая и сутулая женщина, попыталась мне помешать:
— А разве бабушка не говорила вам, девушка, что убираться надо либо до, либо после спектакля? Вы сейчас будете всем мешать, поэтому настоятельно советую вам подождать окончания спектакля.
— Дело в том, что через час я должна уйти — у меня своя работа. Извините, но мне придется убрать именно сейчас. Я быстренько, до антракта управлюсь! — сказала я в свое оправдание.
Женщины переглянулись с сомнением, а я, не теряя времени, уже энергично выжимала тряпку над ведром.
— Ну что, Даш, тогда пойдем покурим? — костюмерша решила первой пойти на компромисс.
Гримерша Даша ничего не ответила, только положила коробку с гримом на тумбочку и, нахмурившись, первой прошла к двери, бросив мне на ходу:
— Надеюсь, через десять минут вас здесь не будет. Актрисы должны привести себя в порядок в антракте, и ваше присутствие будет неуместно.
Я не удостоила ее ответом. Вот грымза, совершенно не умеет общаться с людьми, никакой коммуникабельности! Я бы иначе с ней поговорила, если бы это не выдало меня. Но пришлось заглушить в себе вспышку праведного гнева — цель для меня сейчас важнее разборок с этой кикиморой, и я не позволю ей нарушить мои планы.
Женщины вышли. Первым делом нужно установить «жучок» в таком месте, откуда был бы хорошо слышен разговор в любом углу этой комнаты. Я окинула помещение наметанным взглядом. Подоконник? Не годится: голоса могут заглушать проезжающие машины и прочие уличные шумы. Стол? Рискованно: могут завалить одеждой, различными атрибутами и повредить устройство. Нужно найти такое место, к которому женщины держались бы… поближе…
