Андрей проследил, в какой подъезд вошла девушка, дождался, пока она откроет дверь и зайдет внутрь. Затем зашел сам и осторожно пошел вслед за Диной. А она тем временем поднялась на четвертый этаж и остановилась, чтобы открыть дверь в свою квартиру.
Прыжок Андрей совершил с неожиданной для своей комплекции прытью, через несколько ступенек вверх, в тот самый момент, когда девушка открыла дверь, но не успела войти внутрь. Короткий вскрик — это максимум, на что ее в тот момент хватило, ибо через мгновение рот ей закрыла широкая ладонь Андрея Артемова.
Он захлопнул дверь сам, потом, глядя в распахнутые до предела от ужаса глаза Дины, прошел, волоча ее за собой, в комнату, нащупал выключатель и включил свет.
— Ну, вот и все, — спокойно сказал он, опуская Дину на диван и освобождая ей рот.
Шок у Дины продолжался. Она сидела на диване в испуганной позе, прислонив руки к груди и голове, как будто пытаясь защититься на уровне жестов.
Андрей тяжело выдохнул — все же рывок через лестничный пролет вверх был серьезным для его возраста и габаритов физическим упражнением — и спокойно, даже с усмешкой спросил:
— Вы меня, надеюсь, помните, девушка?
— Угу, — скорее промычала, чем произнесла Дина.
— Ну, вот и отлично. Следовательно, есть основания для деловой встречи. Ее мы сейчас и начнем. На повестке дня один вопрос — о возмещении убытков, причиненных вами мне.
— Угу, — продолжала кивать головой Дина, понимавшая, что сейчас она целиком во власти этого толстяка, несмотря на то что находится в собственной квартире.
— Так когда же можно рассчитывать?
Дина промычала что-то нечленораздельное и снова кивнула головой.
— Я спрашиваю, когда можно рассчитывать на деньги? — неожиданно злобно прорычал Артемов и буквально насел на девушку своим большим телом.
Та сдавленно застонала. Артемов был настроен, однако, безжалостно. Он принялся душить Дину. Конечно, не всерьез, а с целью запугать. Встряхнув еще ее немного потом для острастки, Андрей отпустил девушку.
Она долго откашливалась и гладила ладонями горло. Наконец, оправившись от шока, выдавила из себя:
— Сколько вы хотите?
— Все! — Андрей был не склонен к компромиссам.
— Когда?
— Завтра! — Артемову понравилось быть категоричным, и он выдерживал имидж.
— Я не могу завтра, — отчаянно прошептала Дина.
— А когда?
— Ну, через неделю…
— Поздно! Три дня, и все! Я знаю, где ты живешь. В конце концов я заявлю в милицию, а мой приятель все подтвердит. На бутылках наверняка остались твои отпечатки. Я специально их не выкидывал, на всякий случай.
Артемов, конечно, приврал здесь, но на Дину это произвело впечатление.
— Через три дня? — тихо переспросила она.
— Да, и давайте без лишних там этих… — чуть смягчил тон Андрей. — Короче, я перезвоню, а потом подъеду. У вас телефон, я смотрю, есть… — скосил он взгляд на телефонный аппарат.
Дина обреченно продиктовала номер. Андрей записал его в свой блокнот и, равнодушно оглядев девушку, пошел к выходу.
— Да, и еще… Расплату натурой я не приму. По принципиальным соображениям, — сказал он напоследок и хлопнул дверью.
* * *
— Андрюха герой! Андрюха — принципиальный мужик! Просто кремень, а не человек! — ернически зааплодировал Деревянкин приятелю, после того как тот закончил свой рассказ.
— Все это, конечно, очень мило, но что было потом? Вы же не все рассказали, Андрей! — сказала я.
— Не все, — согласился Артемов, почесывая пузо. — Я позвонил вечером условленного дня. Это было… двадцать третьего марта. Но мне никто не ответил. Я позвонил на следующий день, утром, днем и опять вечером. Снова — молчок. Ну, я не выдержал и двадцать пятого или двадцать шестого, не помню точно, поехал к ней… А соседи мне сказали, что Дина умерла. Собственно, тут-то я и узнал, что ее зовут Дина, а не Нина.
— Соседи вам дали адрес родителей, и вы поехали туда? — догадалась я.
— Совершенно верно! — улыбнулся Андрей, произнеся эти слова с каким-то нарочито бодрым восклицанием. — Девушка, вы — великолепный частный детектив!
— Спасибо, — коротко поблагодарила я. — И там, уже у родителей, вы поругались с ее братом.
— Нет, ну брат ее… он вообще… какой-то дубовый человек… Я со всеми людьми стараюсь найти общий язык, но с этим невозможно, — развел руками Андрей.
— Ну, дальше мне уже неинтересно, дальше я все знаю. Только зачем вы поехали к родителям?
— А просто так… Узнать, что за семья породила эту… — он замолчал, подбирая слова.
— Дрянь, которая ввергла нашего чувствительного Андрюху в духовный дисбаланс! — ехидно закончил Деревянкин.
— Ну да. Умеют эти писатели высказываться, собаки! — хохотнул Артемов, который, видимо, привык к ехидству своего друга и не обращал внимания на его подколы. — В общем, не было у меня четкой цели… Так просто, раз эпизод неприятный получился, захотел до конца его отработать.
— А кстати, Андрей… Не можете ли вы вспомнить, где вы находились двадцать третьего марта в первой половине дня? — задала я вопрос, который не могла не задать.
— Легко могу ответить, — Артемов снова завалился на диван и, нимало не смущаясь моего присутствия, начал почесывать свое пузо.
В мои правила входит никогда не смущаться. Или по крайней мере делать вид, что смутить меня невозможно. В данной ситуации, например, возмутиться хамскими манерами толстяка означало бы завязнуть в общении с двумя мужчинами еще на какое-то время. Это не входило в мои планы. Да и чего бы я добилась? В лучшем случае извинения. И то вряд ли. А оно мне нужно? Поэтому я не стала акцентировать внимание на провокационных, с моей точки зрения, действиях чувствительного «Андрюхи» и ждала ответа.
— Я был на работе, — наконец выдал Артемов, переваливаясь на бок и поворачиваясь к нам с Деревянкиным задом. — Вся контора может подтвердить.
Последние слова он произнес, уткнувшись ртом в обшивку дивана.
— Вот такой у нас Андрюха, — развел руками Деревянкин.
— Верх галантности по отношению к дамам, — кинула реплику я.
Артемов не отреагировал. Заснул, что ли? Во всяком случае, лежал и нагло демонстрировал мне заднюю часть своего большого рыхлого тела. И не подавал никаких признаков заинтересованности в дальнейшем общении со мной.
— Адрес конторы можете записать, — вдруг засуетился Деревянкин. — Я знаю… Так что…
Я записала адрес места работы Артемова и стала прощаться. В прихожей я уловила сожалеющий взгляд Михаила. Видимо, ему не хотел, чтобы я уходила. М-да, ему явно не хватает кого-то, кто скрасил бы его одинокое холостяцкое существование.
