В общем, разбой. Фактически повторилась история с Худокормовым… Вот только в случае с Худокормовым не было странного телефонного звонка. А это кое-что меняет. Не так ли?
* * *
Вся группа гудела, как растревоженный улей. К ним присоединился голос Соболина — Володя начал-таки сниматься в сериале. И, говорят, успешно. Худокормов был хмур. Он-то как раз молчал, не возмущался, но я видел, что Ян Геннадьевич возмущен до предела.
— Да что же это такое? — говорил ассистент оператора. — Это ж действительно: криминальная столица! За месяц — три нападения на членов нашего коллектива.
Я сказал:
— Успокойтесь, господа… Не надо нагнетать. Почему три нападения? По-моему, два.
Ассистент оператора подергал себя за мочку уха и ответил:
— Два, конечно… Это я брата своего посчитал, Алексея. Ему тоже недавно лицо разбили, куртку сняли.
— Господи! — сказала гримерша. — Ну при чем здесь ваш брат, Владик? Брат, видите ли… «Брат-2»! Может, пьяный ваш брат был, вот и подрался.
— Леха не пьет, — оскорбленно ответил ассистент…
На какое-то время все притихли. Потом оператор сказал:
— Вообще-то ерунда получается. За короткий срок — два нападения на членов маленького коллектива. Если бы мы были коллективом «Кировского завода», где народу хренова туча, тогда — ничего удивительного… Но нас-то — два десятка человек.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил я.
Оператор пожал плечами и ответил:
— То и хочу: не похоже это на совпадение, Андрей Викторович. Зато очень похоже, что целенаправленно нас мочат, как нынче принято говорить… Невольно встает вопрос: кто следующий?
И снова господа киношники притихли.
— Успокойтесь, господа, — снова попросил я. — Мне понятна ваша обеспокоенность. Но хочу вас заверить: нет никакой связи между нападением на Яна Геннадьевича и Андрея. Это совпадение и повода для беспокойства нет.
— Как уверенно вы говорите, — произнесла гримерша.
— Да, уверенно говорю. Совершенно не вижу никакой связи. Обычные разбои. Тем более что преступники, напавшие на Яна Геннадьевича, уже, как вы знаете, отдыхают в СИЗО. Да и почерк разный… Драматизировать не нужно. Нет тут никакого масонского заговора, есть обыкновенная уголовщина. От этого, конечно, не легче ни Яну Геннадьевичу, ни Андрею. Но я вынужден констатировать факт: имеет место простое совпадение.
Я говорил спокойно и уверенно, хотя уверенности-то никакой у меня не было… А Худокормов сказал:
— Вот вы, Андрей Викторович, блестяще вычислили тех супостатов, что на меня напали… А за злодеев, которые на Андрюшу Беркутова, — возьметесь?
Хороший вопрос! Очень хороший и своевременный вопрос. После истории с «моим» звонком я был просто обречен взяться за это дело… Но про звонок я никому и ничего не сказал. И Беркутова попросил молчать.
— Обязательно, — сказал я, — обязательно возьмусь. И сделаю все возможное, чтобы дело раскрыть.
Перед обедом мне позвонил Шах. Позвонил из Москвы. Мялся, что на него не очень похоже… Мялся-мялся, а потом сказал, что уходит из Агентства.
— Почему? — спросил я.
Он снова помялся. И наконец выдал, что вот, мол, та самая женщина в Москве, из-за которой он отпросился в отпуск, Таня, тележурналистка… Ну типа любовь… И он типа в Москву теперь переедет.
— Типа конкретно? — спросил я.
— Ну! Чисто конкретно, — заверил Шах.
— Ну типа давай. Теперь все в Москву. Путин, Миронов… Теперь вот ты. Лучшие питерцы — все в Москву. Давай, Витя, давай.
Я не знал, что Шахом дело не кончится.
* * *
Мне было понятно, что одному поднимать это дело нереально. Или по крайней мере, сложно. Я позвонил домой Звереву и выяснил, что Сашка ловит рыбку в Карелии. Зудинцев был сильно занят делом о санитарах… Родя все еще не мог приостановить свой бесконечный праздник. Он только позвонил мне как-то в три часа ночи и, нетвердо выговаривая слова, спросил: какого архитектора я хотел бы привлечь для проектирования Центра? Я ответил: Ле Корбюзье. На меньшее я не согласен. Родя легко пообещал: сделаем.
В общем, я сидел в кабинете один, курил и думал, что же делать. Пришел Ян… Сел напротив меня, закурил. Так мы и сидели молча, глядя в окно.
— Что делать-то будем, Андрей? — спросил Худокормов.
— Работать, — бодро ответил я.
— Ты-то можешь работать, — произнес режиссер. — А мне вот не с кем. Андрюха как минимум на неделю из игры нашей выбыл… Да и шрамы эти!
— Сильные шрамы останутся?
— А хрен его знает. Врачи говорят, что не очень. Но «очень — не очень» понятие растяжимое. Вот ведь подонок какой — изуродовал лицо. А актер лицом работает. Лицом! Ну, что делать будем?
— Может, подгримировать? — осторожно спросил я.
— Придется… А чего хорошего? Мне крупные планы нужны. Ведь как специально!
— М-да… Ну шрамы-то можно обосновать.
— Как? Как, голубь ты мой, можно обосновать то, что в одной сцене шрамов у главного героя нет, а в следующей появились?
— Легко, Ян, легко… Допишем в сценарий эпизод, по которому главный герой в неравной схватке с бандитами получил удар кастетом в лицо. Мужчину шрамы украшают.
Худокормов застыл на несколько секунд, потом озарился лучезарно… Ох и странные люди эти кинематографисты.
* * *
Главный вопрос в криминальной практике: кому выгодно? В случае с Худокормовым все было ясно — разбойникам выгодно.
В случае с Беркутовым такой ясности не было — все карты перемешал звонок от моего имени… Это очень скверно, но это же и хорошо. Человек, который позвонил бармену, точно знал, что в восемь вечера мы с Андреем встречаемся в кафе.
А знали об этом только мы с Беркутовым… И еще половина съемочной группы. Разговор-то на виду у всех происходил. То есть списочек вытанцовывается на десяток имен. Чтобы всех проверить, нужно год только этим заниматься… Да и с какого-такого перепугу подозревать коллег Беркутова? Где мотив? А ведь чтобы организовать всю эту бодягу, обязательно должен быть мотив.
Мотив? Мотив, мотивчик… должен быть. Ну, Обнорский, давай думать. Давай соображать, кому было выгодно? О, тут есть простор для фантазии: месть, ревность, зависть, заказуха… И еще сто причин или хотя бы поводов. Жизнь иногда преподносит такие сюрпризы, что и вообразить себе трудно. Но я реалист, считаю, что исходить нужно из наиболее вероятного.
Итак, месть. Месть, собственно, за что? На этот вопрос без помощи самого Беркутова ответить совершенно невозможно. Мало ли кому он мог насолить или перейти дорогу. Актерское ремесло содержит в себе массу нюансов. Ну, например, на роль пробовался другой актер, а Худокормов отдал предпочтение Беркутову. Мог соперник затаить злость? Теоретически, мог… Нужно будет справиться у Яна, как проходил кастинг, и кто еще, кроме Беркутова, претендовал на роль.
