— Хорошо, допустим, она слезла по лестнице на землю. А куда пошла потом? — Я продолжила допрос.
— А я почем знаю! У нас тут самое интересное началось. Мы по «штуке» на кон поставили…
— Так ты не один женщину на крыше видел? — спросил Гарик.
— Четверо нас было: Кнут, Плешивый, Роликс и я. Апчхи! Мы до полуночи играли у Кнута… Я их сделал, и все спать у него в девятой завалились. Там кое-какая мебель осталась… В моей-то хате опасно — потолок обрушился.
— Может, это не ты, а кто-нибудь из дружков твоих женщину зарезал? — спросил Папазян и слегка ударил пленника рукояткой пистолета.
— Фортуной клянусь… апчхи… Никто из нас бабу не «мочил»! Все время на виду друг у друга были. Спросите Кнутова, он здесь неподалеку обосновался. А Плешивый и вовсе у меня в общаге гостит, он знает, как Роликса найти. Пусть мне никогда больше фортить не будет, если я вру…
Внутри меня все заклокотало. Рушилась очередная версия. У Васьки Крестового было алиби, проверять которое мне совсем не хотелось: нутром чуяла, что он говорит правду. «Ну, Кирьянов, ну и удружил мне с подозреваемым! Что теперь с ним делать — ума не приложу». Я посмотрела на Папазяна и пожала плечами.
— Ладно, Крестовый, живи пока. Я сегодня добрый! — Гарик взял кусок проволоки и связал им руки пленника, а наручники снял. — Проверим твои показания…
Я толкнула в бок Папазяна, потому что он забылся и стал говорить, как мент, а потом спросила Крестовского:
— Кстати, есть здесь проход на Советскую или надо на Пушкина возвращаться?
— Прохода нет, но если очень хочется, то можно через старый кирпичный забор перелезть… Та баба, кажется, к нему и подалась.
— И что же — никто ее не преследовал?
— Никого больше не видел. Фортуной клянусь! Апчхи!
— Значит, так, лежишь здесь полчаса, потом можешь идти на все четыре стороны. Если что… из-под земли тебя достану! Не только Фортуны, головы лишишься! — постращал Крестовского Папазян.
Его расчет был верный: даже если Васька Крестовый хотел тотчас вскочить и броситься вдогонку за нами, то все равно не смог бы этого сделать. Лежа полчаса лицом вниз, он наверняка так ослаб, что быстрый подъем был для него затруднителен, к тому же нелегко при связанных руках снять с головы мешок и освободиться от проволоки. У нас было достаточно времени, чтобы добраться до моей «девятки» и скрыться, не попадаясь на глаза Крестовскому. Так мы и сделали. Отъехав на безопасное расстояние, я сказала:
— Надеюсь, он не задохнется в этом мешке.
— Танечка, ничего с ним не случится. Лучше давай поговорим о нас с тобой. — Эти слова пронзили меня словно электрический ток.
Я как-то подзабыла свое обещание.
Теперь, когда расследование зашло в очередной тупик, мне было совсем не до Гарика. А он, напротив, был настроен весьма решительно, и я не могла представить себе, какая сила может заставить его отказаться от намеченных планов. Нет, конечно, можно было откровенно забрать свои слова обратно, но после этого уж точно Папазян никогда не будет мне помогать, ибо чаша его терпения грозила переполниться. Мне, конечно же, не хотелось терять такого помощника, поэтому мы ехали ко мне. Я молчала, стараясь ничем не выдавать своего паршивого настроения. Впрочем, Гарик заметил, что я не в себе, но приписал это неудаче в расследовании.
— Да найдешь ты убийцу! Не расстраивайся, Танюша! Сейчас выпьем коньячка — и все пройдет. Я заставлю тебя забыть обо всем…
Один бог знает, как мне хотелось послать Гарика куда подальше, но я молчала. «Сама виновата, — думала я, — не надо было делать таких скоропалительных обещаний. А может быть, действительно стоит расслабиться. Что я ломаюсь, как школьница?» Я посмотрела на Папазяна и увидела, что он вдруг как-то занервничал.
— Слушай, Танюша, кажется, я в развалинах «макаров» обронил. — Гарик хлопал руками по своим карманам. — Если Червоный его найдет…
— Крестовый, — поправила я и развернула машину в обратном направлении.
— Ты куда?
— Как куда? Обратно, в развалины.
— Правильно. Пушку надо найти, иначе мне «крышка», — мрачно заметил Папазян и замолчал, словно воды в рот набрал.
Это было так не похоже на Гарика, но объяснимо. Потеря табельного оружия — серьезный проступок. Папазяну было уже не до секса.
— Смотри, вот и наш Вася, — сказала я, увидев Крестовского, шагающего неуверенной походкой по тротуару, навстречу «девятке». — Видишь, Гарик, какой он пришибленный? По-моему, пистолет он не находил, развязался и пошел домой. Надо сначала самим там все обыскать. В крайнем случае, я знаю, где искать Крестового.
— Надеюсь, что ты права. Тормози. Фонарик у тебя есть?
— Кажется, был. Посмотри в бардачке.
Гарик нашел фонарик и обрадовался ему, как ребенок. Подождав, когда картежник скроется за углом, мы вышли из машины и снова направились в развалины. Искать пистолет долго не пришлось. Он лежал практически на виду. Если бы в комнате было светлее, то Крестовский наверняка заметил бы случайно оброненную Папазяном пушку и прибрал бы к своим рукам. Тогда нас ожидали бы дополнительные хлопоты.
Гарик наклонился за своим «макаровым» и тут ему на плечи упал увесистый кусок штукатурки. Папазян застонал и рухнул на то самое место, где какие-то полчаса назад лежал связанный Васька Крестовый.
— Гарик, ты жив? — испуганно спросила я.
— Вроде бы, хотя, может быть, и нет. Одно знаю точно: мой белый костюм надо нести в химчистку. — Папазян попытался встать на ноги, а я стала ему помогать. — Я сам. Настоящий мужчина не должен принимать помощь у женщины.
— Гарик, в данный момент ты раненый мужчина. — Я осветила фонариком его костюм. — Знаешь, твой фирменный прикид не очень-то и пострадал.
— Чего не скажешь обо мне, — грустно заметил Папазян, убирая пистолет за пояс. — Пойдем скорее отсюда, как бы потолок снова не обрушился и не накрыл нас обоих.
Мы поспешили убраться из аварийного дома. Я посматривала на Гарика, который имел теперь довольно жалкий вид, и думала: неужели после всего того, что с ним случилось, он не оставил еще своих сексуальных притязаний на мой счет? Этот вопрос, как назойливая муха, волновал меня до того момента, пока Папазян сам на него не ответил.
— Знаешь, Танюша, пожалуй, я сейчас не в лучшей форме… Ты не возражаешь, если мы перенесем нашу встречу на другое время?
Моя душа ликовала! Я не только не возражала против этого, а была буквально на седьмом небе от счастья, но пришлось сделать сочувственное лицо и спросить:
— Гарик, тебе очень больно?
— Не очень, но я так с пистолетом переволновался.
— Понимаю, сейчас я отвезу тебя домой. Созвонимся с тобой завтра. — Мой голос источал само обаяние.
К великой радости, пикантная ситуация разрешилась сама собой. Только радость эта длилась недолго. Едва я зашла в свою квартиру, как на меня обрушилась смертельная тоска, на душе, как говорится, кошки скребли. Такое состояние объяснялось отсутствием всякой уверенности в том, что смогу раскрыть преступление. Очень хотелось, чтоб удача улыбнулась мне, потрепала по щеке, но она почему-то меня покинула. Даже звонок Кирьянова не смог меня вдохновить.
